хотя они и находятся далеко доуг от друга. Есть репы молоденькие, они с трехэтажный дом, есть и репы-старожилы, одну нашли диаметром больше километра.

— А там есть другие… насекомые? — Этим вопросом я был поставлен на положенное мне место. Люцине всегда хотелось, чтобы я был как минимум капитаном звездного корабля.

— У нас масса конкурентов, неужели ты думаешь, что репа, единственный источник пищи в этой долине, будет обойдена вниманием местных тварей?

— Не думаю, — согласилась Люцина и спросила без особого беспокойства за мою судьбу:

— А они вас заодно не съедят?

— Нет, мы с ними не враждуем. Они вегетарьянцы.

— Ну, а за ними кто-нибудь охотится? — Моя жизнь показалась ей недостаточно драматичной.

— Когда наступает лето, в долину спускаются хищники, которые охотятся за насекомыми или зверями, что проводят зиму внутри репы, а летом выбираются на поверхность. Для них репа — лишь зимнее убежище. Есть у нас там, например, бабочки удивительной красоты, крылья у них до полуметра. Мы их зовем радужницами.

— Хочу такую бабочку, — сразу сказала Люцина.

— Постараюсь достать, — пообещал я. — Но для нас главное не бабочки. Это плотная, богатая сахаром, витаминами и белками масса, которую тут же консервируют или сушат. Мы кормим всю планету и соседние базы, мы даже на Землю репу вывозим. Она нужна и парфюмерам, и медикам — ты наверное, читала…

— Конечно, — поспешила ответить прекрасная Люцина, и я ей не поверил.

⠀⠀ ⠀⠀

4.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀

И вот я шел по узкому штреку именно в тот день, когда в шахту спускаться нельзя. Началась весна. Через день, а может раньше, сосуды репы начнут качать наверх воду. В такой период шахта закрывается, из нее вывозят оборудование, и пока не прекратится рост побегов, у нас отпуск. Обычно он длится недели две-три. А этот сумасшедший энтомолог вместо того, чтобы подождать месяц, бросился сюда один без скафандра, в поисках куколок.

Оказалось, я иду правильно. Я сообщил Родригесу.

— Хуан, тут лежит вскрытая торопыга. Он здесь проходил.

Торопыга была страшненькой на вид, такие нам часто встречались, мы к ним привыкли, и из их тяжелых, сверкающих жвал ребята делали ножи и другие сувениры. Я сам привез как-то Люцине такой нож. Она его тут же выкинула, как узнала, что это — жвалы какой-то гусеницы.

Уйти он далеко не мог. Я был в башмаках, которые не очень скользили по липкому полу, я знал куда идти, наконец, я не искал ничего, кроме Теодора, и не исследовал гусениц по дороге.

Идти становилось все труднее. С потолка падали капли, каждая наполнила бы стакан сладким соком, под ногами хлюпало. Стены штрека прогибались под напором сладкой воды. Репа гудела, радуясь весне. И где-то в этой липкой бездне бродил Теодор, причем с каждой минутой его спасение становилось все более проблематичным.

Навстречу мне ползли и бежали личинки, нимфы, плоскотелы, манги, торопыги, сунички, — все те жители репы, что летом не выходят наружу, отсиживаются внутри, на бесплатной кормежке. Беженцы шли сплошным потоком, стремясь уйти подальше от центрального ствола. Они-то уж знали, когда им следует бежать. Я раздвигал их башмаками. Большая, черно-оранжевая леопардовая манга подняла голову и удивленно поглядела мне вслед, подумав видно: вот дурак, куда идет? Оттуда наш брат, подземный житель, живым не возвращается.

Я рассчитывал отыскать Теодора в полости, но нашел там лишь следы его недавнего пребывания. Одной из стен он нанес несколько порезов ножом, словно что-то выковыривал из нее. Затем он, видно, проследовал к дыре. Вот этого делать не следовало. Я сразу сообщил об этом Родригесу:

— Дело плохо, — сказал я. — Он отправился дальше.

— Ого, — сказал Родригес и замолчал. Я понимал, почему он молчит. Долг начальника велел ему тут же вызвать меня обратно. Но и этого он сделать не мог — это означало погубить Теодора. Дыра вела в один из питательных сосудов репы. Это были вертикальные туннели, по которым и поступала вода к ростку. Мне приходилось туда лазить в хороший, сухой период, и то эти колодцы, в которых всегда сыро и жарко, не вызывали желания в них возвращаться. Мы тщательно наносили их на план шахты, чтобы не врезаться к ним штреком. Внизу, в глубине, покачивалась вода. Здесь терпеливо ждали своего времени выползти на свет миллионы всяческих тварей. И это было в сухое время. Что там творится сейчас — мне и думать не хотелось. Но Родригес молчал, а это значило, что мне все-таки придется туда идти.

— Решай сам, — сказал Родригес. — Скафандр у тебя надежный.

Ну и негодяй, подумал я о своем начальнике. Это во мне бушевала трусость. И ничего я с ней поделать не смог. Только я был уверен, что Люцине я об этом ничего не расскажу.

И я пошел к дыре.

Я сунул голову внутрь. Учтите, что я был в скафандре, спасательном скафандре, которому почти ничего не страшно. Теодор же отправился в это путешествие в простом комбинезоне. Вода подошла уже к самому краю отверстия. До нее оставалось метров десять, не больше. Ствол, метров шесть в поперечнике, был заполнен таким количеством живности, что мне захотелось зажмуриться и отправиться домой, к маме. Постояльцы кишели в воде, покрывали в несколько слоев стену, ворошились, праздновали свое скорое освобождение. А на той стороне ствола, пониже отверстия, прижавшись к стене, висел на ледорубе покрытый насекомыми мой Теодор.

— Вы живы? — спросил я, осветив чудака фонарем.

— А, это вы, — ответил он также буднично. — Я скоро упаду. Вы не могли бы мне помочь?

Помочь? Помочь ему было невозможно, о чем я сообщил Родригесу, после чего загнал первый крюк в плотную ткань репы и вылез в ствол. Меня тут же облепили обитатели ствола, хотя, к счастью, приняли за своего и враждебности не проявляли. Но уступать мне сидячие места на стенках туннеля также не намеревались.

— Держитесь! — крикнул я Теодору, и тут же мне пришлось опустить забрало шлема, потому что какая-то игривая суничка прицелилась со мной подружиться и пожить немножко у меня на щеке.

Потом я помню, как, расталкивая зрителей, я загнал еще один крюк. На третьем я кинул взгляд вниз и увидел, что вода подобралась уже к ногам Теодора. Ему, хоть он и был самоотверженным исследователем, стало не по себе. Теодор пытался подтянуть ноги, грохнулся в воду и тут же пропал в этом компоте.

— Я пошел! — почему-то сообщил я Родригесу и, с отвращением зажмурившись, нырнул вслед за Поляновским.

Я поймал его и попытался обнять, чтобы вытащить