– А вдруг он сам сбежал? – механически спросил Алексей.

– Это вряд ли… – поморщился Хлудов. – Ну хорошо, допустим. А какая разница, сам, не сам? Должен был проявиться. Не проявился. Тогда, кстати, слушок такой был… Мне как раз товарищ Слуцкий Абрам Аронович лично рассказывал. Я тогда совсем молодой был, а он лично меня опекал. Что, дескать, есть такой слушок, что, дескать, есть в НКВД группа, издавна существует, чуть ли не со времен товарищей Ксенофонтова, Лациса и Петерса, такая группа… – Хлудов запнулся.

– Какая?

– Такая группа, вроде секретный батальон. Никому не подчиняется. Имеет бессрочный мандат не пойми от кого. Чуть ли не от самого Ленина, с восемнадцатого года. Работают по своему усмотрению. То есть не в НКВД, а помимо НКВД работают, вы поняли?

– Нет, – на всякий случай сказал Алексей. – Ничего не понял.

– Я тоже, – сказал Хлудов и встал. – Это выдумки. Фантазии трусливых мещан. Товарищ Слуцкий именно так и прокомментировал. Хотя кто знает. Ну ладно. Спасибо вам, Алексей Сергеевич, что уделили время. Это для нас важно. Заверяю еще раз, что товарищ Бажанов совершенно чист перед родиной, партией и правительством. – Он крепко пожал руку Алексею, приблизился к нему и прошептал: – По-стариковски скажу, любя: не ябедничайте. Ну его. Бог с ним. Мы сами все найдем и отыщем, если что…

28.

Вечером Алексей заехал в Елисеевский, купил хлеба, ветчины, сыру, попросил нарезать, потом подошел к винному прилавку. Вино было какое-то тошнотворное, с блеклыми этикетками и пластиковыми шапочками вместо пробок. Но зато был неплохой коньяк. Армянский «Ахтамар» за пятнадцать рублей и даже, представьте себе, «Мартель» за двадцать два. Алексей спросил продавщицу, какая бутылка легче открывается – в смысле, какая с винтом. Ну конечно, французский. Алексей пробил в кассе двадцать два рубля и под восхищенно-осуждающие взгляды очереди взял красивую и не такую уж большую бутылку. Вернулся в машину и велел везти его на Волоколамское шоссе, девять, где Строгановское училище. Хотел было сказать водителю, что едет ловить одну девочку, дочку одной известной нашим секретчикам мамы, но потом решил, что водитель так и так доложит о поездке, и где стояли, и кого подвозили, – зачем же облегчать его работу? «Наша служба и опасна, и трудна», – напевал он почти что вслух, косясь на благодушно-непроницаемое лицо водителя, а в уме вертелась фраза из какой-то диссидентской книжки: «А кто тебе обещал, что будет легко?» Никто не обещал, так что работайте, товарищи особисты и секретчики.

Он ждал долго, но все-таки дождался. Оля шла в компании девочек и мальчиков по тротуару как раз мимо машины. Алексей шумно открыл дверцу, вышел, заступил ей дорогу и очутился в центре этой стайки.

– Привет, – сказала Оля.

Он даже не понял, удивилась она или нет, рада или недовольна.

– Привет, – и он поцеловал ее в щеку. – Поехали, – и кивнул на машину.

– А вы кто? – вдруг нахально спросил какой-то мальчик.

– Ейный парень, – сказал Алексей.

Взял Олю за руку, открыл заднюю дверь машины. Сел с ней рядом.

– Куда теперь? – спросил водитель.

– Отвезите нас с Ольгой Сергеевной, – сказал Алексей, – отвезите нас в какое-нибудь тихое место. В какой-нибудь старый уютный двор, где есть скамейка под деревом, и деревянный столик, и качели, и песочница… Есть такое в вашей памяти?

– Солянка годится?

Годится, годится. Это было недалеко от метро «Площадь Ногина». Водитель долго петлял по крутым переулкам вверх и вниз, проезжал дворами и наконец остановился у облупленной кирпичной стены. Сбоку от стены была каменная лестница, ведущая метра полтора наверх, на площадку, где торчал облетающий старый тополь.

– Вон туда, – сказал водитель. – Там и качели, и столик, и песочница. У меня смена кончилась, Алексей Сергеевич.

– Езжайте. Спасибо. Простите, что задержал.

– Сменщика вызову, дождусь и поеду.

– Да? Какого сменщика, зачем?

– Приказано. С сегодня. Хорошо отдохнуть!

Алексей взял портфель. Оля пошла вперед. Там наверху правда была скамейка и столик был. Сверху видно было, как водитель в освещенном салоне звонит по радиотелефону, тычет пальцем в кнопки на пластмассовой коробке рядом с рычагом переключения передач.

– Что у тебя? – спросила Оля.

Спросила негромко, мягко, но как-то – Алексей вдруг почувствовал – властно. Хотя ей всего двадцать два. А может, и не исполнилось еще… Спросила, как женщина, которая знает, что она нужна ему, и поэтому она сейчас хозяйка.

– Сам не знаю, – сказал он. – Вроде все в порядке. Но как-то тяжело.

Оля обняла его за плечо и сказала:

– Я здесь.

Они долго сидели и молчали. Он как будто боялся спугнуть ее руку со своего плеча. Потом сказал:

– Я не хочу про работу, не хочу ни про что. Я хочу, чтоб было тихо. Я хочу кусок хлеба с ветчиной. Хочу коньяк из горлышка. Хочу, чтоб ты была рядом.

– Я здесь, – еще раз сказала она. – Посидим и пойдем в магазин. Или в кафе. Уже поздно в магазин.

– Не надо, у меня всё с собой. Смешно, да? – И он достал из портфеля свои припасы, расстелил газету на столике, разломил хлеб на несколько частей, развернул ветчину и сыр. Откупорил коньяк. Протянул ей бутылку: – Будешь?

– Сначала съем чего-нибудь, – сказала она. – А то сразу опьянею.

Он покосился на нее. Она положила толстый кусок ветчины на хлеб и стала внимательно жевать. Потом взяла кусок сыра. Она вела себя спокойно и естественно, но так спокойно и естественно, что ему на секунду в этом почудился холод. Той девочки, которая несколько дней назад обнимала его, предлагалась в сестры и рыдала о собственной никчемности, сегодня уже не было. Неужели только из-за того, что он ждал ее почти час на улице? Или из-за того, что она узнала, что она ему не сестра, боже упаси, никакого кровосмешения, а Римма Александровна вовсе даже хочет ее в невестки? Господи, ну почему ему в голову лезут такие подлые мысли! Какое наказание! Алексей отхлебнул хороший глоток коньяку, коньяк был крепче обычного и довольно жесткий, у него из глаз полились слезы. Кажется, он по-настоящему заплакал. Но очень коротко. Повернулся к ней. Она приблизила лицо и слизнула слезы с его щек – сначала с правой, потом с левой.

– Вот, – улыбнулся он. – Чтоб не всухомятку.

Она засмеялась и легко поцеловала его. Взяла бутылку:

– Можно? – Он кивнул, она сделала глоточек.

– Жаль, что мы с тобой не курим. Сейчас самое время закурить.

– Ну и ладно, – сказала Оля. – Второй раз в жизни пью французский коньяк.

– Видишь, шофер не уезжает? – Алексей показал вниз. – Я не знаю точно почему. Мне не сказали. Но я догадываюсь. Значит, меня перевели на другой уровень охраны. Это хорошо. Это значит, что Бажанов, царствие небесное, дал добро на мою систему. Началось какое-то движение. «В часах задвигались колесики. Проснулись рычаги и шкивы».