так бегали бы за другими девчонками. Чего сопишь, Паш? Забыл, что сам творил под лавровым листом? Сколько там твоего самоконтроля было? Сколько девок оттарабанил? Ты им в верности не клялся, замуж не звал, в отношения не хотел. Пришел, всунул, ушёл. Так дело было?

Мужик существо простое и ленивое. Не совсем ленивое, конечно, хотя разные экземпляры водятся, но чхал он с высокой колокольни на то, что считает неважным. К примеру, на романтику. Нет, когда яйца зудят, а гормон лупит прямиком в древесину головного мозга, тогда да, мы могём! Но сами, подспудно, не хотим. Нам бы работу интересную, денег побольше, а дома чтобы ждали горячие чебуреки и на всё готовый секс в виде красивой, милой, верной и обожающей нас женщины. Ну и, естественно, всё это даром, в смысле без усилий, на одной харизме. Вот тогда да! Тогда очень да! Тогда мы могём! …заниматься с самоотдачей своей интересной работой. Потому как пирамида Маслоу требует именно такой порядок вещей.

Про пирамиду, конечно, я разглагольствовать не стал, а вместо этого торжественно и вслух лишил себя, Салиновского и Расстогина имён, обозвав всю нашу троицу простым советским сексом. Без лиц, характеров и прочего ненужного одной весьма конкретной китаянке.

— Ну что, доходчиво объяснил?

— Хочешь сказать, что от нас ей надо только…, — протянул Паша, разминая бицепсы.

— Неверный ответ, студент. Не от вас, а вообще. Просто, в отличие от нас, мужиков, она может получать в том, что нуждается, потому что везде есть мы, мужики, которые тоже хотят потрахушек. А вот если бы такая потребность была бы у товарища Расстогина, присутствующего здесь, то, скорее всего, он бы просто сошёл с ума. Или стал бы насильником. Понятно?

— С какой стати?! — возмутился рыжий.

— Да потому, что если б тебе надо было бы раз восемь в день, то от тебя бы любая женщина убежала бы, даже доброволица, — охотно пояснил я, докуривая, — А принуждения в СССР нет. Теперь понятно? А если понятно, то я пошёл.

У главного входа, правда, встал, решив выкурить еще сигарету. И задумался.

Сложно объяснять то, с чем сам не особо-то и согласен. То есть, несмотря на всю свою широту озвученных взглядов, коробит меня внутри едва ли не сильнее, чем этих молодых парней. Сам-то я из мира, где письками дружат либо по взаимной симпатии, либо в браке, а здесь…

Мне еще Радин рассказывал, что беспорядочные половые сношения среди неосапиантов штука непростая. С одной стороны, от нас требуют соблюдения высокого морального уровня советского гражданина… напоказ. С другой стороны, во многих городах, где мы есть, существуют небольшие гостиницы со специальными тарифами для неосапов любого возраста. Снять там номер на ночь можно буквально за копейки. Нужно это государству для получения таких как я. Криптидов. А получить нас можно посредством всовывания адаптантом адаптантке. Вот и идут все друг другу навстречу.

Так что делятся товарищи неосапианты на два подвида. Первые находят себе пару по любви, а затем усыновляют и удочеряют из детского дома ребенка. Единственный это нормальный вариант, да и то надежный, когда оба родители неогены. Простому человеку сложно вынести наше либидо, мы слишком здоровые и активные. Вон пару недель назад Паша еле на ногах стоял, а теперь, лишь слегка отожравшись, на турнике раз эдак 15 себя подбросил, пока я к ним шёл. Так, о чем это я? Да. Вторые. Они живут как живётся, трахаются с кем придётся, постоянных отношений не заводят. Вот для них гостиночки и ставят. Поэтому, когда оба эти парня, белобрысый и рыжий, уже смирятся со своей будущей неверной судьбой, я еще буду пыхтеть и перебиваться случайными связями, подспудно ожидая ту самую, единственную… Которой и раньше, в той жизни, не возникло.

Гудящий как стая рассерженных ос яркий луч прошёл мимо задумавшегося меня, вызвав глухой хлопок за спиной.

— А?! — ошалел я, поднимая глаза от травы, на которую задумчиво пялился до этого.

Взгляду моему предстал Паша, пинающий вытянутую в моем направлении руку рыжего Димы. Второй выстрел неосапа безвредно ушёл в облака, а сам он, дёрнувшись на новый источник движения, отхватил от Салиновского неумелый удар кулаком в скулу, мотнув головой и снова пытаясь нацелить на меня руку. Я как дурак застыл в пяти метрах, не отводя взгляда от перекошенной и бледной рожи Димки с расширенными во всю радужку зрачками. Пашка, молодец, не оплошал и банально схватил соседа в охапку, мешая ему что-либо сделать, ну а я отмерз, тут же поскакав на подгибающихся ногах к неожиданному агрессору и планируя вдарить ему по морде.

Не вышло. Вокруг меня и парней образовалось нечто похожее на мыльные пузыри, полностью заключившие нас внутри себя. Пацаны как стояли, вяло борясь, так и продолжили, а я, потеряв сцепление с травой, бодро покувыркался в пузыре им навстречу, пихнув уже их пузырь, в результате чего мы весело покатились по травке.

— Что тут происходит?! — громом с неба раздался высокий скрипучий голос Цао Сюин.

* * *

« — Я… я просто шёл рядом с Пашкой, собрались в шахматы поиграть. В…в…виктор к-курил у в-входа, к нам с-спиной. Н-на т-траву с-с-смотрел. Пашка еще… пошутил, что тот иногда так вот… «з-залипает». Д-да! За-ли-па-ет. И т-тут…»

« — Почему замолчали, Расстогин? Что «тут»? Что случилось?»

Слегка шипящий динамик магнитофона производил записанную историю рыжего. Почудилась Диме рожа на моем затылке. Очень страшная, по его словам, просто неимоверно. Бледная, зубастая не по-человечески и зловещая. Вылезла оттуда такая не совсем реальная, и на Диму смотрит с лютой злобой. Мол, «как у Вити лицо, только всё намного-намного хуже!». Причем почудилась она ему на долю секунды. «Клянусь, не моргал!». А может быть, даже и не одна, он не помнит, потому как чуть не обосрался от ужаса. На самом деле приспустил слегка, пока атаковал. Боевик будущий наш Расстогин, его уже три года обучают лучики свои пускать, вот и жахнул на рефлексе.

В общем, внушил я парню дикий ужас, заставив отреагировать инстинктивно. Затылком внушил, который уже подвергли всестороннему обследованию, но ничего не нашли.

— Значит, дело не в затылке, Витя, — пошлепала себя кончиком ручки по губам миловидная женщина бальзаковского возраста, излишек веса которой придавал скорее ощущение домашнего уюта, чем нечто другое, —