все-таки особенная женщина. Так и брат мой, говорил Медро, тоже выглядит не как все. Вот тут я с ним был решительно не согласен. Лорд Гавейн совсем не походил на мать. Наверное, сказал я себе, он просто хочет, чтобы так оно и было.

Прошли две-три недели, и Руаун решил, что Гавейн и Медро должны, наконец, поговорить и уладить свои разногласия. Однажды днем он пригласил Медро к нам в хижину и задержал его допоздна, не предупредив Гавейна о том, что у нас гости. Они как раз вели обычный непринужденный разговор, когда открылась дверь и вошел лорд Гавейн. За дверью уже сгущались сумерки, шел дождь, так что мой хозяин промок и выглядел усталым. Войдя, он первым делом заметил Медро. Оба замерли. Мне показалось, что сейчас хозяин повернется и опять выйдет под дождь, то ли в конюшню, то ли еще за чем. Руаун вскочил, приветствуя Гавейна, и предложил ему меду. Лорд Гавейн даже не посмотрел на него. Он стоял, не отрывая глаз от брата.

Мордред тоже смотрел на него. Два лица, темное и светлое, не выражали ничего, только глаза блестели холодно и жестко. Миг, и лорд Гавейн одним широким шагом пересек комнату и встал перед братом, глядя на него сверху вниз. Через так и оставшуюся открытой дверь в дом струился мокрый ночной запах. С плаща рыцаря уже натекла небольшая лужица на полу.

— Что ты здесь делаешь? — лорд Гавейн задал вопрос совсем тихо, но очень опасным голосом.

Мордред встал возле очага, и стряхнул с плеча золу. Он посмотрел на Руауна и нерешительно улыбнулся.

— Меня пригласили в гости, брат. Но если ты недоволен, я уйду.

Лорд Гавейн в свою очередь оглядел нас двоих.

— Я верю, что тебя пригласили. Но я спросил, что ты делаешь?

— Вот, на арфе играю. Как ты меня учил. Что в этом плохого?

— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю. — Лорд Гавейн пристально смотрел на брата. Вода проложила на его лице крохотный ручеек от волос через щеку. В свете очага лицо стало казаться бронзовым. Его голос изменился, приобрел еще большую глубину и серьезность. — Помнится, ты хотел стать героем, таким же, как Кухулин, обрести силу, отвагу и честь. Что случилось потом? Почему ты променял все это на ночные нашептывания? С какой стати ты возмечтал о пурпурном плаще?

Мне показалось, что в глазах Мордреда мелькнула мглистая пелена. Наверное, все-таки показалось, потому что в следующую минуту он улыбнулся, печально и с какой-то внутренней болью, и теперь я уже не помнил этого промелька.

— Ты настолько жестокосердный? — спросил Мордред брата. — Для тебя ничто и твоя семья, и твоя родина? А ведь ты любил все это когда-то. Неужто ты променял нас на белого коня, светящийся меч и место за столом Пендрагона?

— Я ничего и ни на что не менял, — ровным голосом ответил рыцарь. — Я отдал всего себя Свету. Заметь, не Артуру, а Свету. Как бы дорого мне не пришлось заплатить за свое решение, оно того стоило. Ты ведь в таком же положении, Медро? Только отдал ты себя Тьме, не так ли?

Медро быстро подошел к двери и встал, держась за щеколду.

— Мне нечего здесь делать, — напряженным голосом произнес он. — Руаун, завтра, как договаривались, идем на охоту. Доброй ночи, Гвальхмаи. — Медро вышел, закрыв за собой дверь.

Руаун сердито посмотрел на Гавейна, но промолчал.

Хозяин тяжело вздохнул, расстегнул плащ и некоторое время держал его у очага. Потом сел и посмотрел на нас.

— Не верьте Медро, — промолвил он тяжело. — Что бы он не делал, нам это не на пользу.

Руаун ничего не сказал. А я тем более не знал, что сказать. Понятно, что милорд плохо относится к брату. Наверное, у него есть основания. Через некоторое время, чтобы прервать молчание, я предложил хозяину мед. Может, он еще что-нибудь скажет? Но он взял мед, стряхнул узкой рукой капли дождя с волос и начал неторопливо прихлебывать горячий напиток.

Следующим днем я отправился к Эйвлин. Постучал в дверь и не услышал ответа. Пришлось постучать еще раз. На этот раз мне ответили: «Входите». Я толкнул дверь и замер на пороге. В комнате, спиной ко мне сидела перед зеркалом леди Моргауза. Она завязывала собранные черные, как смоль, волосы золотой нитью. Льняная сорочка, ее единственная одежда, не скрывала ни единого изгиба совершенного тела. В зеркале отражалась моя вытянутая физиономия и открытая дверь. Наши глаза встретились опять же в зеркале. Ее лицо мгновенно преобразилось. Губы сжались в тонкую злую полоску. Я не мог дольше смотреть ей в лицо, уж больно оно стало страшным, и опустил глаза.

— Ты что тут делаешь? — вопреки ожиданиям, голос ее звучал мягко, но способен был проморозить до костей.

— Э-э, Эйвлин, я к Эйвлин пришел, — с трудом вымолвил я. — Мы собирались вместе крышу чинить.

— Она обойдется без твоей помощи. Ступай. Хотя нет, погоди. — Она встала и подошла ко мне. Пришлось отвернуться от зеркала. Мне очень хотелось оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Может, убежать? Да только я понимал, что не получится. Кровь во мне словно превратилась в глыбу льда. — Ты ведь слуга Гвальхмаи, так?

— Да, Великая Королева, — пробормотал я.

— О! Так ты можешь помочь мне в одном деле. — Она мило улыбнулась. — Как тебя зовут? — Я облизнул губы. Нельзя называть свое имя, это я точно знал, но все же сказал онемевшими губами:

— Рис, леди, Рис ап Сион.

— Рис, Рис ап Сион, вот как… — Она поигрывала золотым кулоном на шее, пристально глядя мне в глаза.

Голова закружилась. Я сжался внутри, но тут же вспомнил, как хвалился Эйвлин, и дерзко посмотрел в глаза королевы.

Пальцы леди Моргаузы оставили кулон в покое.

— Значит, ты хотел помочь? А твой господин знает, куда и зачем ты пошел?

Сначала я кивнул, а потом отрицательно покачал головой.

— Это он тебе приказал? — спросила королева, все еще улыбаясь. — Ну, конечно, как же иначе! — Она положила руку мне на плечо, слегка наклонилась вперед, и произнесла, раздельно выговаривая слова: — Ты, конечно, доложишь ему