уход сил Птолемеев или поражение галатов, а то и подавление какого-то местного тирана. В случае с одним ионийским городом, Эритрами, надпись сообщает нам, что его свободу уважал Антиох I, как и Александр, Антигон и Селевк; Антиох даже отменил налог на галатскую войну[441].

Были два способа, с помощью которых города могли оказывать влияние на царей. Во-первых, существовал прямой метод – дипломатические переговоры. Между многими городами и царским двором постоянно курсировали посланцы. Царским посольствам во всех городах предоставлялось преимущество перед другими (за исключением священных посольств)[442]. Цари со своей стороны, видимо, постоянно принимали посольства от городов. Стоимость этого обмена была довольно серьезной статьей в городском бюджете. Послы не могли отправиться ко двору с пустыми руками. Например, посольство, посланное Эритрами Антиоху I, должно было презентовать ему корону, скорее всего, золотую, и золотые подарки (εἰς τὰξένια)[443]. Траты на такие посольства были соизмеримы с расходами на театры, храмы и значительные общественные работы[444]. Другим, возможно более эффективным, средством обеспечить достижение своих целей для городов было приобрести покровительство какой-нибудь влиятельной персоны при дворе. Несомненно, такое покровительство в каких-то обстоятельствах можно было купить, и подарки друзьям царя, наверное, ложились таким же тяжким бременем на ресурсы города, как и подарки самому царю[445]. Однако иногда услуги такого адвоката не стоили ни гроша. Гражданский патриотизм был искренней добродетелью среди греков, и те, кто имел влияние на царя, несомненно, считали, что в первую очередь должны пользоваться им на благо своего родного города. Мы уже упоминали танцора Сострата. Демодам, исследователь далекого Востока, служивший Селевку и Антиоху I, не преставал вести себя как гражданин Милета[446].

К царю обращались прежде всего как к арбитру в спорах между городами или партиями. Мы видим, что селевкидский царь вмешивался во внутренние раздоры в Баргилии[447] и, может быть, в местный спор между Самосом и Приеной[448]. Конечно, не было абсолютно необходимо, чтобы царь, в чьей империи находились враждующие города, был выбран в качестве арбитра: это мог быть и какой-то нейтральный город[449]. Обычно, видимо, царь, когда к нему обращались, не сам решал споры, но называл какую-то нейтральную сторону – дружественный город – в качестве арбитра[450].

Однако отношения династии с азиатским эллинизмом не исчерпываются отношениями между первыми Селевкидами и старыми греческими городами. Ибо эллинизм распространялся далеко за пределы своей первоначальной сферы. Именно при этих греческих царях – возможно, именно в этом была их величайшая слава, хотя историков больше интересовали их сражения, пороки и любовные дела – именно при них продолжался процесс, посредством которого эллинизм продвинулся далеко вглубь страны. Города с греческими именами, где говорили и жили по-гречески, вставали один за другим там, где раньше лишь презренные фригийские или каппадокийские городишки жались к храмам и базарам.

Антиоха I один хорошо известный историк охарактеризовал как «великого строителя городов, который почти забыт в наших преданиях»[451]. Полную перспективу этой работы мы никогда не сможем представить – лишь в общих чертах. Время от времени археология будет заполнять новыми деталями пробелы в мощном плане, следуя которому наследники Александра, греки и римляне, умножали центры эллинизма в стране. Часть этой трудности в том, что, даже если мы убедились в существовании в определенном месте греческой или македонской колонии, во многих случаях остается неясным, кто именно разместил здесь эту колонию и когда[452].

Надежной приметой основания (или возобновления) города Селевкидами служат названия некоторых городов: Селевкия, Антиохия, Лаодикея и т. д. Названные так города находятся в основном вдоль двух основных линий коммуникации между Сирией и Эгейским морем: по водному пути вдоль берега – где, как мы видели, селевкидские поселения конкурируют с птолемеевскими – и на большой дороге, которая шла от Киликийских Ворот на запад между внутренней степью и писидийскими холмами в Лидию и Ионию.

Селевкидские города на этой дороге размещены – как, несомненно, были и местные поселения до них – на перекрестках, там, где с обеих сторон в дорогу вливались торговые пути.

Во-первых, если идти с востока, мы видим Лаодикею, которую называли Сожженной (Κατακεκαυμένη), там, где дорога идет из Каппадокии, царства Ариарата и с Верхнего Евфрата. Потом, обогнув северный конец горного хребта, Парорейю (теперь – Султан-Даг), дорога шла к фригийской столице, Апамее. Ее предшественником был фригийский город Келены – мощный горный город старого типа: именно на его рынке река Марсий вытекала из священной пещеры, чтобы влиться в Меандр, реку, исток которой находился в соседнем горном озере. Сюда сходились пути со всех сторон, из Северной Фригии и из Писидии; это был центр внутренней части страны. Здесь находился центр правительства Антигона, когда он надеялся править Азией. Возможно, он уже начал строить новый греко-македонский город ниже, у подножия холмов: этот город с того времени, как Селевк завоевал Малую Азию, именовался Апамеей в часть иранской царицы. Из Апамеи большая горная дорога вела в долину Лика. Там, где эта долина открывается перед слиянием Лика и Меандра, на тех тучных равнинах, что питали бесчисленные стада и давали самую лучшую шерсть для греческого рынка[453], две главные дороги расходились. Одна шла на северо-запад, в долину Герма и к царскому городу Сарды, правительственному центру Малой Азии; другая вела караваны купцов вниз, по долине Меандра к коммерческому центру – Эфесу.

Над долинами Лика, там, где эти дороги расходились, мы находим третий великий город Селевкидов, Лаодикею, богатый и прираставший товарами от проходившей через него торговли и обмена шерстью[454]; с одной стороны, по Меандру из него вел путь к Эгейскому морю, с другой – через «сирийские» ворота долгая дорога шла дальше на Восток. На дороге между Лаодикеей и Сардами не было найдено надежных следов селевкидских поселений, хотя таковые и могли там быть. Торговля на другом пути в Эфес, несомненно, была гораздо более активной, и здесь селевкидские города следовали один за другим через краткие промежутки. Первой шла Антиохия, Антиохия на Меандре – место, которое дало свое название сорту сушеных фиг[455]. Затем на расстоянии дня пути находилась Ниса, которая на какое-то время также была переименована в Антиохию, и еще через день пути можно было добраться до Тралл, которым было дано то же самое, не слишком оригинальное, имя, а также еще одно – Селевкия. Из Тралл до Эфеса оставалось лишь 35 миль по этой дороге[456].

Таковы были города с селевкидскими именами вдоль основного торгового