Артем, укрыв за спиной поврежденную руку. «Что? Кто-то связал девушку в каретном сарае? Ах, как это ужасно!»

Нина приподнимает голову и долго глядит в темный угол рядом с собой. Она с трудом различает очертания небольшого продолговатого предмета. Проходит пара минут, прежде чем Нина осознает: среди тростинок сена лежит отвертка с прорезиненной рукояткой.

Нина действует быстро и ловко, она приноровилась ползти за счет движений плеч, ног, корпуса. Самое трудное — схватить рукоятку, сидя спиной, но этот элемент удается Нине почти сразу же. Дальше она торопится разорвать скотч на руках и несколько раз больно колет себя острием в район копчика. Проделав несколько дыр и растянув скотч, Нина освобождает руки и сразу же приступает к ногам. Ноги связаны особенно основательно, и Нина не верит, что успеет выпутаться до появления Артема, но продолжает рвать скотч, веревки, куски старой одежды.

Освободившись полностью, она подходит к двери с отверткой в руках и выглядывает наружу. Путь свободен. Можно выбежать через арку на канал Грибоедова, а там уже будут люди. Все просто: нужно как можно скорее бежать и как можно громче кричать.

Но Нина стоит в дверях, не решаясь выйти наружу. Она крепко сжимает отвертку в руках и смотрит на окна третьего этажа. Перед глазами стоит монолитное, неподвижное, совершенно безумное лицо Артема, и Нина чувствует непреодолимое желание проверить это лицо на прочность отверткой. Нина оглядывается назад, вглубь сарая, ища глазами укрытие. Она видит высокую двуспальную кровать, стоящую сбоку от двери. Идеальный плацдарм. Она заберется на верхнюю полку и, когда Артем зайдет, бросится на него почти с потолка, откуда тот вряд ли ждет.

Нина взбирается по шаткой и узкой лесенке, садится на корточки, сжав отвертку в руке, острием вниз, и прислушивается. Никаких звуков за пределами сарая. Нину что-то смущает. Она оценивает расстояние до двери и находит его слишком большим. Нужно немного отодвинуть кровать от стены, но совсем чуть-чуть, чтобы это не сразу бросалось в глаза.

Нина спускается, чтобы проделать эту манипуляцию, но спотыкается, чуть не падает, отвертка вылетает из рук. Нина негромко ругается и слышит, что за дверью раздаются шаги. Они стремительно приближаются. Нина не знает, куда себя деть, и замирает посредине сарая. Она слышит, как кто-то швыряет пакет с мусором, он задевает контейнер и падает рядом. Шаги удаляются. Это подходящий момент, чтобы позвать на помощь, но Нина не делает этого. Она поднимает отвертку и пытается сдвинуть кровать, но та оказывается слишком тяжелой. На нижней полке лежат две старые подушки, набитые сеном, и какие-то тряпки. Нина бросает все это в кучу под ноги и накрывает пуховиком — в первые полсекунды эту груду вполне можно принять за силуэт человека. Критически осмотрев композицию, Нина сдвигает свою конструкцию с пуховиком в противоположную от кровати сторону, примерно туда, где она и очнулась. Нина рассчитывает, что, зайдя, Артем сразу посмотрит на пуховик и боковое зрение не позволит заметить Нину, угнездившуюся с отверткой под потолком, в непроглядной тьме, как ночной хищник.

Совершив все приготовления и забравшись на верхнюю полку, Нина сразу же различает шаги. Как будто Артем, как артист, терпеливо ждал, когда подготовят сцену. Но это снова не он — опять какой-то сосед, выносящий мусор, в этот раз пакет попадает в цель. Проходит еще пять-десять минут. Сняв пуховик, Нина осталась в толстовке и джинсах в неотапливаемом сарае, но холода она не ощущает. Нина сидит неподвижно, слегка покачиваясь, как на жердочке, сверкая маленькими злыми глазами, вся обратившись в слух. Отвертка и рука стали одним целым.

Наконец Нина снова слышит шаги: теперь она точно знает, что это Артем. Он надолго замирает у входа, прислушивается, а потом резко берется за ручку двери. Нина набирает воздуха в грудь и медленно выдыхает.

О мяснике, дыре в черепе и об одной отвертке

Сеня приходит в себя от чьего-то прикосновения. Мужчина на соседнем сиденье трогает его за голову, забираясь пальцами под бинт. Сеня поменял положение на вертикальное, и на голове у него теперь повязка, а в руках — бумажка с каракулями. Прежде всего Сеня чувствует уязвимость: в его черепной коробке как будто возникла брешь, обнажившая серое вещество. И часть мозга оказалась открыта всем ветрам, полностью беззащитна перед реальностью. Можно ли находиться в сознании, когда часть мозга оголена?

Мужчина на соседнем сиденье выглядит так, будто провел неделю на полу рюмочной «Елочка». У него щербинка в зубах и жидкие рыжие волосы. Мужчина говорит рассудительным тоном:

— Всё под контролем. Я проверяю, как держится бинт. — Можно подумать, эту реплику произносит хирург. Голос мужчины звучит уверенно, буднично, но его вид ужасен: грязные руки и шея, порванный воротник, воспаленные собачьи глаза.

— Всё под контролем, — повторяет мужчина. — Раньше я был мясником.

Скамейки в приемном покое по-прежнему заняты, уборщица водит шваброй по луже крови. Люди сидят на скамейках, не шевелясь и стараясь не издавать звуков. Сеня позволяет мужчине ощупывать голову. Его прикосновения властные, чуткие и уверенные.

— Слышал, что в Пятигорске буря? — говорит бывший мясник.

— Да.

— Водитель с ребенком ранен. Оборвало провода.

Мужчина внимательно смотрит на Сенину голову, как будто в ней, как в стеклянном шаре, можно увидеть подробности происшествия.

— А мне туда завтра лететь.

Сеня слегка наклоняется, и у него темнеет в глазах.

— Не повезло.

— А в восемьдесят первом году в Пятигорске бурь не было.

Сеня осторожно отодвигается к краю сиденья. Из кабинета выходит юная медсестра и выкрикивает фамилию Сени.

— А знаешь, что еще случилось в восемьдесят первом году?

— Нет.

— А знаешь, что случилось в восемьдесят втором году?

— Нет.

— В восемьдесят втором году родилась моя дочь.

Медсестра повторяет фамилию Сени и смотрит ему прямо в глаза, но Сеня не откликается.

— А ты какого года рождения?

Сеня называет бывшему мяснику год.

— Ясно. А ты женат?

— А какая разница?

— А такая, что я тебе предлагаю дочь. Которая восемьдесят второго года рождения.

— Даже не знаю, что сказать.

— У нее вообще-то муж есть. Но он… Эх, короче! Нужна или нет моя дочь?

Сеня встает и направляется к выходу. Никто не пытается его задержать. Поначалу он опирается на выступы, поручни, но потом, заметно прихрамывая, начинает двигаться сам. Голова сжимается, как будто силясь затянуть брешь, обнажающую мозги. По краям реальность тонет в красноватом тумане, но картинка посередине довольно четкая. За тем, как Сеня выходит за дверь, наблюдают охранник, медбрат и какой-то мужчина в домашнем халате. Охранник курит, и