пусть умоляет. А потом меня окатило мощной волной, и я излился прямо на ее вчерашнюю одежду. Оргазм был мощным, но резким, отвратительным и коротким, потому что Поппи не разделила его со мной. Она не была удовлетворена, я – тоже, хотя дело было не в удовлетворении, а в некоем подобии мести, и, Боже, я был гребаным мудаком.

Я сел на пятки, мои щеки вспыхнули от стыда. Я должен был прикоснуться к ней, мне следовало раздвинуть ей ноги и ласкать ее языком, пока она не кончит. Какой ублюдок сделал бы такое с женщиной, будучи пьяным и ревнивым, и не отплатил бы тем же? Но как я мог прикоснуться к ней сейчас, когда чувствовал себя так отвратительно из-за всех своих грехов и неудач, когда все еще был очень подозрительным и расстроенным, что не мог доверять себе контролировать ее тело?

Я не мог. Это было подло, но еще хуже было прикасаться к ней с теми чувствами, которые бурлили в моей груди.

Запихнув член в шорты, я схватил полотенце и вытер, насколько смог, сперму с ее одежды.

– Ты… разве мы не… – Поппи повернулась и посмотрела на меня, не потрудившись одернуть юбку, и от вида ее голой киски мой член снова дернулся. У меня снова был бы стояк через минуту.

Я заставил себя отвести взгляд.

– Позволь мне помочь тебе подняться. А потом, я думаю, тебе следует пойти домой.

Она встала и прижалась ко мне.

– Ты пил, – сказала она, глядя мне в лицо. – Дерьмово выглядишь.

Она потянулась, чтобы погладить меня по щеке, но я поймал ее руку, удерживая в воздухе, пока боролся со множеством темных искушений, с чувством, что если трахну ее достаточно жестко, то смогу стереть Стерлинга из ее памяти навсегда.

Я отпустил ее руку.

– Иди домой, – устало сказал я. – Пожалуйста, Поппи.

Ее взгляд ожесточился, глаза стали похожи на огромные агатовые камни решимости.

– Нет, – возразила она не допускающим возражения сенаторским тоном, который походил на голос женщины – председателя ФРС. – Наверх. Сейчас же.

Я не собирался спорить из-за ее тона, а еще потому, что, поднявшись наверх, она как раз смогла бы уйти, но как только мы добрались до гостиной, Поппи положила руки мне на плечи и повела меня в ванную, вместо того чтобы направиться к двери, и я был намного пьянее, чем изначально считал, поскольку едва держался на ногах и сильно шатался, и, вот дерьмо, на улице по-прежнему было светло. Я умудрился напиться в стельку и продинамить самую совершенную женщину в мире еще до четырех часов вечера.

Тайлер Белл – американский герой.

Я позволил Поппи подвести меня к краю ванны, где я и уселся.

– Почему ты не идешь домой? – жалобно спросил я. – Пожалуйста, иди домой.

Она опустилась на колени и расшнуровала мои кроссовки, нетерпеливо дергая за шнурки.

– Я не оставлю тебя в таком состоянии.

– Мне не нужна забота, черт побери.

– Почему? Потому что чувствуешь себя слишком уязвимым? Поэтому ты отказался трахнуть меня или прикасаться ко мне? И отказываешься даже посмотреть мне в глаза?

– Нет, – невнятно пробормотал я, хотя это была правда, и мы оба это знали.

– Встань, – приказала она повелительным тоном, и я повиновался, не наслаждаясь подчинением, но получая удовольствие от общения, от того, как она возилась со мной, как будто заботилась обо мне. Как будто любила меня.

Она стянула с меня шорты, оставив стоять голым, затем потянулась через меня, чтобы включить душ.

– Забирайся внутрь.

Я попытался протестовать, пока не увидел, что она расстегивает блузку и сбрасывает туфли на каблуках. Она собиралась присоединиться ко мне.

Теплые струи воды казались раем для моих ноющих мышц, а потом появились Поппи, аромат чистоты и мочалка. Какое-то время я ощущал только свежий запах мыла, массаж мочалки и мягкий поток воды, теплый и успокаивающий. Когда Поппи заставила меня встать на колени, чтобы вымыть мне волосы, я без вопросов опустился на пол, прижимаясь лицом к ее животу и задаваясь вопросом, существует ли слово для кожи, которое означало бы нечто большее, чем упругость, мягкость и сексуальность, слово, объединяющее все понятия в одно.

Я закрыл глаза и застонал, пока она массировала мне кожу головы, ее пальцы оказывали такое давление, которое расслабляло и стимулировало одновременно. Я повернул лицо и поцеловал ее пупок умоляющим поцелуем, хотя и не знал, о чем молил.

Но я точно знал, что впервые за последние сутки меня не обуревал шквал эмоций, я не терзался чувством вины, не наказывал себя. Я был с Поппи, ее киска была так близко к моему рту, поэтому я наклонился и поцеловал вершинку ее клитора, чувствуя ее дрожь под моими губами.

Но тут она положила руки мне на плечи и оттолкнула меня.

– Не раньше, чем я закончу заботиться о тебе, – упрямо заявила она, смывая шампунь с моих волос. Затем она оставила меня на том же месте, пока сама быстро вымыла свои тело и волосы. Она не устраивала шоу, не пыталась быть соблазнительной, но все равно это была одна из самых сексуальных сцен, которые я когда-либо видел: как ее соски скользили между пальцев, когда она намыливала грудь, как мыльная пена стекала по ее животу, затем струилась вниз по влагалищу и бедрам, как потоки воды ласкали гладкие округлости ее попки, пока она, откинув голову назад, стояла под душем.

К тому времени, когда Поппи выключила воду, я был тверд, как долбаный камень, и поймал ее на том, как она краем глаза посматривает на мою эрекцию с таким голодом, что мне захотелось овладеть ею прямо там, на полу ванной.

Но я также начинал понемногу трезветь и осознавать, каким придурком был по отношению к ней там, в подвале. Еще я понимал, что совершенно не заслуживал такого ласкового обращения, каким она одаривала меня сейчас. Поэтому отогнал все мысли о сексе на полу, просто вытерся полотенцем и безропотно позволил отвести себя к кровати.

– Ложись, – велела она, – и засыпай.

Она не собиралась оставаться со мной? Проклятье.

– Поппи, прости меня. Я не знаю…

– Что на тебя нашло? – закончила она за меня. – Судя по всему, полбутылки скотча. Но, – и тут она опустила глаза, – думаю, я это заслужила.

– Нет, – решительно возразил я, ну, не очень решительно, потому что теперь, устроившись на подушке, я вдруг заметил, что комната вращается вокруг меня. – Ты не заслужила ничего подобного. Мне сейчас так стыдно за себя, и я даже не стою того, чтобы ты здесь оставалась. Тебе следует уйти.

– Я никуда не уйду, – сказала она с той же твердостью, на которую я был неспособен.

– Ты немного поспишь, а я почитаю книгу. Когда же ты проснешься, у меня найдется способ, которым ты сможешь загладить свою вину. Договорились?

– Договорились, – прошептал я, но не был уверен, заслуживаю ли я шанса загладить свою вину перед ней или нет. А еще мне хотелось, чтобы она знала, почему я был таким ослом, почему вел себя как исключительный ублюдок. Это было глупое человеческое желание найти оправдание своим действиям, словно я мог исправить свои ошибки, рассказав ей об их причине.

Как человек, который в силу своей профессии выслушивал рассказы о людских проступках и их причинах, мне стоило быть осмотрительнее. Но я отчаянно хотел, чтобы Поппи не испытывала ко мне лютой ненависти. Да, возможно, крошечная часть моего сознания также хотела переложить вину, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, она провела ночь со Стерлингом, а потом появилась в своем вчерашнем наряде. Как же, черт возьми, я должен был на это отреагировать?

– Я знаю, что ты была с ним прошлой ночью, – выпалил я и затаил дыхание, боясь, что она подтвердит мои слова, но куда больше страшась, что она попытается это отрицать.

Но Поппи не сделала ни того, ни другого. Она лишь вздохнула и натянула одеяло мне на грудь.

– Я знаю, что ты знаешь, – произнесла она. – Стерлинг сказал мне, что он отправил тебе фотографию. – А потом отвела взгляд. – Как же я его ненавижу.

Ее слова меня немного приободрили. Может быть, прошлая