– Это тебе дорого обойдется, – сказала она озорно, кладя руки поверх моих.

– Ты жестко торгуешься, – выдохнул я. «Жестко» – подходящее слово для того, что я чувствовал. Я был примерно в трех секундах от того, чтобы расстегнуть молнию на джинсах и взять дело в свои руки (так сказать).

Я нашел купюру, сложил ее вдоль, чтобы ей было легче убрать, но на этот раз она схватила ее не рукой, а ртом, коснувшись губами моих пальцев, и это было так унизительно, так чудесно унизительно, отчего Ирод во мне ликовал на своем троне, по-королевски восторгаясь ее видом с купюрами в губах, зная, что теперь ее киска принадлежит мне и я могу трогать ее так, как захочу.

Поппи приподнялась на коленях, как будто хотела встать, но я собирался получить то, за что заплатил, и прямо сейчас. Я обхватил ее одной рукой за талию и дернул вниз, на два пальца, ожидавших ее. Она вскрикнула, и я мрачно улыбнулся, планируя в полной мере воспользоваться этим конкретным уровнем обслуживания. Удерживая за талию, я толкнул ее еще ниже, так, чтобы ее киска терлась о мою руку (которая в данный момент была прижата к помосту, но я не возражал), а разгоряченный комочек нервов спереди безжалостно толкался в мою ладонь. Я согнул пальцы, нащупывая чувствительное шероховатое местечко, прикосновение к которому помогло бы отправить ее за грань.

Пошевелив пальцами, я прошептал ей на ухо:

– Если доведу тебя до оргазма, ты должна будешь мне заплатить?

Поппи засмеялась, но стоило мне сильнее прижать руку, как ее смех тут же сменился прерывистым вздохом. Я укусил ее ключицу и нежную кожу вокруг стикини, влажные складочки трепетали на моей ладони, а этот шелковый бант просто умолял, чтобы им связали ее запястья. И затем, резко вскрикнув, она кончила, безуспешно сопротивляясь мне, пока я держал ее еще крепче, обрабатывал ее еще жестче, до последней капли выжимая удовольствие от ее оргазма.

Когда она пришла в себя, ее тело расслабилось, чего нельзя было сказать обо мне. Я вытащил руку из-под нее и приложил пальцы к ее губам, заставляя слизать ее собственный вкус, другой же рукой расстегивал джинсы.

Поппи посмотрела вниз и снова подняла глаза к моему лицу.

– Хочешь, чтобы я взяла его в рот? – спросила она, наблюдая за мной из-под опущенных ресниц, и это, мать твою, лишило меня способности выражать связные мысли.

Я схватил несколько купюр и сам засунул их ей в лифчик. Затем медленно развязал шелковый бант, обнажив эту прелестную шейку для моих ласк, пока с благоговением пропускал этот шелк сквозь пальцы, как если бы держал свою столу или пояс.

Я отстранился и обернул один конец ленты вокруг ее шеи, завязав его надежным узлом, – это давало мне возможность дергать за полоску ткани, не боясь, что она затянется тугим узлом.

Закрепив этот импровизированный поводок, я один раз обернул свободный конец вокруг своей ладони и попробовал дернуть. Поппи немного поддалась вперед, издав удивленный звук, но ее зрачки расширились и маленькая жилка на шее запульсировала. Поэтому я посчитал, что могу повторить это, и потянул снова, заставляя ее осторожно соскользнуть с платформы и опуститься на колени. Я сел в кресло и вынудил ее подползти ко мне, наблюдая за тем, как при этом покачивается ее грудь.

Как только она оказалась у меня между колен, я дернул поводок вверх, возможно, немного сильнее, чем следовало, но в тот момент я почти потерял контроль от похоти и превратился в дикаря, выпустив на волю своего внутреннего Ирода, который, черт побери, только и желал увидеть эти прелестные алые губки на члене.

Поппи просунула пальцы под резинку моих черных боксеров и потянула их вниз, освободив возбужденный член, который торчал из расстегнутых джинсов. Я еще несколько раз намотал конец поводка на руку, натягивая шелк, а затем притянул голову Поппи к члену. Она не сразу открыла рот, еще плотнее сжав эти красные губы, но в уголках рта скрывался намек на улыбку, а в глазах отчетливо читался вызов, и я вспомнил тот случай на столешнице своей кухни, случившийся много недель назад, когда Поппи попросила меня украсть ее поцелуи – нет, даже не украсть. Она хотела, чтобы я силой забрал их у нее.

Поэтому, туже натянув поводок, я дернул сильнее, теперь ее губы касались нижней части члена, а я ощущал ее дыхание на своей коже, и это сводило меня с ума.

«Следуй правилам игры, Тайлер».

– Я заплатил, чтобы ты мне отсосала, – прошипел я. – Ты можешь сделать это по собственной воле либо я заставлю тебя. Так что, если не хочешь грубости, лучше бы тебе открыть свой хорошенький ротик и выполнить свою гребаную работу.

Поппи покрылась мурашками, и я заметил, как она пыталась потереть бедра друг о друга. Я нетерпеливо просунул палец между ее губами и заставил их раскрыться.

– Возьми меня в рот, – предупреждающе велел я, – или расплата будет жестокой.

Не нужно было быть проницательным наблюдателем, чтобы заметить особый интерес в ее глазах к этой идее. Поппи желала нарваться на неприятности, но еще, я думаю, она хотела отсосать мне, потому что наконец обхватила своими сочными яркими губами головку члена и, встретившись со мной взглядом, скользнула вниз по всей длине, одновременно лаская меня своим обжигающе-горячим языком.

Крепко держа руку на поводке, я откинулся назад, наблюдая за шоу: за тем, как колыхалась ее грудь, пока Поппи доставляла мне удовольствие, как карие глаза смотрели на меня таким взглядом, который будет возбуждать меня в душе на протяжении многих лет. И эти губы, как великолепный красный ореол вокруг члена… единственный вожделенный ореол, круг порочных желаний и дьявольских наслаждений.

Поппи скользила вверх и вниз, иногда прищелкивая языком, иногда проводя им горячую широкую линию вниз по моему стволу. Я толкнулся ей навстречу, достигнув задней стенки горла и, потеряв всякое подобие терпения, схватил ее за затылок, чтобы ей не удалось отстраниться. Я удерживал ее голову обеими руками и вколачивался так несколько долгих секунд, трахая ее горло так же, как имел ее киску, – жестко и бесцеремонно. Поппи это заслужила, потому что была наглой, бесстыдной вертихвосткой.

– Тебе это нравится? – спросил я. Она дышала через нос и не могла говорить, поэтому я продолжил за нее. – Уверен, что нравится. Тебе нравится, когда клиент, который платит деньги, грубо с тобой обращается. Тебя возбуждает, когда с тобой обращаются как со шлюхой, которой ты и являешься, верно?

Она издала звук, который можно было расценить как «да», так и «нет» или вовсе как стон чистого удовольствия. Что бы это ни было, оно заставило мой желудок сжаться, и я впился пальцами в кожу ее головы, а яйца напряглись от потребности освободиться. Но я не хотел кончать ей в рот.

– Стоп, – приказал я, потянув за поводок. Она подчинилась, выпуская член со слезящимися, размазанными глазами и широченной улыбкой.

Я воспользовался поводком, чтобы притянуть ее лицо к себе, и наклонился вперед.

– Сколько за трах?

Ее улыбка постепенно переросла во что-то более темное, обещавшее мне все, что только пожелаю.

– Мы… мы не должны этого делать, – тихо произнесла она.

– Мне наплевать, – прорычал я. – Я хочу тебя трахнуть. Сколько?

– Все, что у тебя осталось, – ответила она, вызывающе выгнув бровь, и я молча похвалил ее за увлеченность своей ролью. Вытащив бумажник, я достал оставшуюся наличку, около семисот долларов (черт, у Поппи было много денег), и швырнул банкноты в воздух. Они медленно кружились, опускаясь на пол.

– Собери их ртом.

– Нет.

– Нет? – Я дернул за поводок с достаточной силой, чтобы она вспомнила о его существовании. – Я хочу получить то, за что заплатил. Теперь. Собери. Их.

Я заметил момент, когда Поппи сдалась, по ее осанке, но, когда она начала наклоняться, чтобы достать ближайшую к ней купюру, я наступил ботинком на банкноту.

– Сначала сними