– Постой, какие танцы?

– Понимаешь, я тогда хлебнула по ошибке водку с клофелином.

– Чего? – не поверив, переспросил Рудобельский. – С клофелином?

– Кстати, ты тоже. Я не успела рот открыть, как ты хлопнул стаканчик. Да. Я ее приготовила для того пакса, ну, у которого «белка» была.

– Ну ты и штучка! А я понять не мог, отчего меня вырубило! – Адам сжал в руках мягкие ступни Маргариты.

– Щекотно! – взвизгнула она.

– Ты ревнивая?

– Не знаю, – соврала Галкина, закуталась в плед, села по-турецки, посмотрела на Адама сверху вниз. «Ну и кто здесь теперь подданный?» – можно было прочитать в этом взгляде.

Рудобельский согласен был на служение – такая преданность и вера были в его глазах. Маргариту смущали эти перемены: что за ними стоит, надолго это все или так, под настроение? Ей ли не знать, какой обманчивой бывает новогодняя ночь: поматросит и бросит.

– А ты как оказался на берегу?

– У нас перед Новым годом кок поставил брагу… Ну а кто-то настучал. Тут же комиссия нагрянула, кок не успел все выбросить. Банку изъяли, нас всех собрали – в общем, обычная свистопляска… Я прикинулся валенком и выпил все.

Марго повалилась на спину, захохотала.

– Рудобельский, ну ты даешь! И что дальше?

– Дальше? Дальше неинтересно. – Адам махнул рукой.

– Нет, так нечестно, – возмутилась, поднимаясь, Маргарита, – я же все тебе рассказала!

– Ты – женщина, тебе положено рассказывать, – заважничал моряк, не выпуская ступню Марго. Ему все время хотелось прикасаться к ней – к этой королеве эльфов.

– И коку ничего не было? – не отставала королева.

– Перевели на другой корабль, но дело замяли. У Миколы семь или восемь душ детей… Кстати, я от него посылку с салом на днях получил… А меня отправили на берег под предлогом сокращения. Да у нас все время терки с командиром были…

Адам снова перебрался на диван. Маргарита завозилась, сооружая из пледа индийское сари.

– Я пойду? – Бирюзовые глаза смотрели безразлично-холодно.

– Вечер только начался, – пообещал тиран и деспот, зарываясь в волшебное место между гладким плечом и прохладным атласным ушком, – Ева моя.

«Кажется, это у меня проблемы с потенцией», – с тихим ужасом подумала Марго.

Губы Адама преследовали ее, бежать было бесполезно и не имело смысла – от себя быстрее получится спрятаться, чем от этих бескомпромиссных губ.

Маргарита выгнулась – кожу обожгло.

– Адам, – отозвалась она, чувствуя себя пластилиновой в руках мужчины с таким древним именем.

Когда дело дошло до новогоднего подарка, котировки Маргариты взлетели на недосягаемую высоту.

Адам раскрыл сверток, вынул руководство Бобы Бонда и только головой покачал в немом восхищении – с эмоциями у моряка была напряженка, но Марго видела, что попала в яблочко.

Открыв справочник, Рудобельский, сам того не желая, вспомнил бывшую жену и подумал, что Юлька ни за что не догадалась бы сделать такой подарок. Она ненавидела море, морскую службу и корабли. Да и про Бобу Бонда никогда не слышала. Дарила рубашки, не интересуясь вкусом и пожеланиями мужа. Его это не обижало, он считал, что мужчина, тем более морской офицер, может обходиться без таких сентиментальных мелочей, как подарки и душевные разговоры. Оказывается, ошибался: получать подарки так же приятно, как дарить. И разговоры разными бывают. Может быть, его Ева любит рыбалку, собак и детей?

Маргарита под фантиком обнаружила знакомую коробочку Guerlian Mitsouko и перевела счастливые глаза на Рудобельского. Был повод обняться.

– Марго, скажи, ты любишь детей?

– Глупый вопрос. Кто же не любит детей?

– А собак?

– Глупый вопрос. Кто же не любит собак?

– А рыбалку?

– Глупо тратить время на рыбалку, если есть дети, собака и любовь.

За все новогодние каникулы объятия разомкнулись только дважды.

Первый раз – когда Рудобельский ходил в магазин (список покупок составляли общими усилиями, обошлось без разногласий), второй раз – когда позвонила Валентина.

Праздники заканчивались, когда адвокатесса велела Маргарите срочно ехать в ипотечное агентство «Атолл».

Покинув квартиру, Маргарита точно осталась без позвоночника. «Это помрачение ума», – сказала она себе, борясь с желанием вернуться. Как она теперь устроится на железную дорогу? Или лучше сбежать от моряка сейчас, пока не поздно? Маргарита решила положиться на судьбу.

– Валь, получается с железной дорогой? – спросила она сестру, как только Валентина показалась из машины.

– Железная дорога пока недоступна. Наверное, валяется пузом кверху в Акапульке какой-нибудь или на Багамах. Нужно подождать. Выглядишь отлично, – добавила сестра, – похоже, у Пирата полный порядок с потенцией?

Маргарита с тоской в глазах кивнула:

– У меня сексуальная зависимость от него, Валь.

– А у него от тебя?

– Не знаю.

– Ну и дура. Я уверена, что у него возникла стойкая сексуальная зависимость. Он тебя не выпустит из своих лап.

– Откуда знаешь?

– В новостях передавали.

– А если серьезно? У тебя с ним что-то было?

Валентина затормозила:

– Ну и дура! Да мы с твоим Пиратом несовместимы, как огонь и вода. И чтобы это выяснить, не обязательно трахаться. Моряку нужна размазня, вроде тебя. Он же не может не командовать. Пока тебе не надоест, все будет хорошо. А когда тебе надоест выступать в роли юнги, станет плохо.

– И что делать?

– Прикинуться маленькой девочкой. А еще лучше, если эта маленькая девочка родит ему кого-нибудь. Тогда командиру останется командовать только собой.

– Думаешь?

– Уверена.

В ипотечном агентстве было сумрачно и безлюдно.

Из-за двери с табличкой «Председатель» слышались размеренные, приглушенные удары.

Валентина постучала.

– Входите, – отозвался голос.

Раскачиваясь в кресле, Буйневич – Клуни метал дротики в мишень от дартса.

– Сокращение, – пожаловался Стасик, – все приходится делать самому. Иногда нужна разрядка.

Сочувствия Стасик не дождался, наоборот.

– Вы же только что из Таиланда. Прану восстанавливали, небось тайскими массажами, океаном, азиатками, так что не жалуйтесь. Давайте ваш договор.

Валентина читала новый договор, марала его и возвращала Стасику.

– Не-ет, – не соглашался председательствующий Буйневич, – Валентина Михайловна, это уже слишком. Хлеба-то меня не лишайте.