– О боже! И где же находится эта «вершина мира»?

– В малоизвестной горной цепи, которую называют Карпаты. Когда-то они служили естественным барьером, сдерживавшим грозные набеги кровожадных турок на Австрию, Германию, Польшу, Францию и даже Англию. – В ответ на мой удивленный взгляд он пояснил: – Я использую по назначению книги с пыльных полок в своей спальне. Больше делать все равно нечего. Я нашел фолианты на множестве языков, и даже, представь себе, на английском. Одна из историй повествует о том, как очаровательный малый по имени Влад Цепеш с небольшим войском всего лишь в тысячу человек отразил мощный турецкий набег.

– Ох, – сказала я, думая, как полезен бы был Влад Цепеш в подземелье Всемирной выставки. Обычно я не в восторге от варваров, но чтобы спастись от зверских обрядов, творившихся в том подземелье, была согласна принять помощь хоть от самого Люцифера.

– С Ирен наверняка все в порядке, – заявил Годфри.

– Откуда тебе знать?

– Потому что агенты Ротшильда погибли бы прежде, чем пострадала Ирен. Мне же кажется, что они живы. И ты говорила, что дикий индеец с американского Запада, больше известный как Красный Томагавк, превосходно владеет искусством метания топора. Ты описала злодеяния варваров в пещере очень расплывчато, но я подозреваю, что следопытов с Дикого Запада, агентов Ротшильда и моей дорогой супруги вполне хватило, чтобы справиться с ними. У нее был с собой пистолет?

– Да.

– Ну, тогда это решает все дело.

– Я должна признаться, что Ирен заставила меня сбежать с поля боя, и я не видела, чем все закончилось.

– Почему же она так поступила?

Я вздрогнула и отхлебнула еще супа, чтобы приободриться.

– Мы преследовали ужасного человека, сумасшедшего убийцу – Джеймса Келли. Ирен думает… то есть мы все думаем, что он и есть… был… Джеком-потрошителем.

– Джек-потрошитель! – Годфри отпрянул, заодно отодвинув от меня живительную похлебку. – Джек-потрошитель. Это было в Лондоне. В прошлом году. Что общего у Джека-потрошителя с тобой и Ирен? И что на самом деле случилось в Париже?

– О, Годфри, это целая история! Если Джеймс Келли действительно тот, кто мы думаем, то мне к горлу приставлял нож сам Потрошитель…

– Нелл! Нашла чем гордиться!

Забытый суп остывал на тумбочке. Светло-серые глаза Годфри горели полированным серебром. Он был самым мудрым, самым красивым и самым добрым человеком на свете. Я почти забыла, что он может быть и очень жестоким.

– Напротив, мне вполне есть чем гордиться. Я вонзила в него шляпную булавку.

– Ты вонзила в Джека-потрошителя шляпную булавку?!

– Будь у любой из тех бедных женщин в Уайтчепеле не простой чепец на завязках, а более модная шляпка, у них нашлась бы и шляпная булавка для самозащиты.

– Э-э-э… пожалуй. Нам и здесь пригодилась бы шляпная булавка.

– У нас она есть!

– У нас она есть? – эхом откликнулся адвокат.

– Когда я… приводила себя в порядок, – я не решилась сказать «мылась» перед мужчиной, с которым не состою в родстве, – я вытащила ее из колтуна, в который у меня сбились волосы. В момент похищения я была в платье и шляпке, и у нее как раз не было завязок. А поскольку она никак не хотела держаться на голове достаточно ровно, чтобы избежать фривольности, я закрепила головной убор двенадцатидюймовой шляпной булавкой, воткнув ее под углом от макушки до затылка, поэтому ее было не видно.

– Понятно, – сказал Годфри, явно ничего не поняв. – По-видимому, она осталась незамеченной похитителями. И где же сейчас это грозное оружие?

Я старалась не смотреть на область poitrine[47], которую иногда также называют декольте (иногда французские слова весьма полезны, хоть и не часто).

– Ночная рубашка, которую ты принес, оказалась слишком широка, а вырез спереди чересчур… глубок. Из некоего подобия скромности я была вынуждена закрепить его булавкой.

– Это мужская сорочка, поэтому вырез такой глубокий. Итак, у тебя есть булавка длиной в фут, которая скрепляет горловину?

Я взглянула на свое скромное одеяние:

– И отлично справляется.

– Разумеется, пока ты не начнешь ворочаться во сне! Нелл, отдай ее мне.

– Мне важнее соблюсти скромность.

– Важнее, чем остаться в живых?

– Все так серьезно?

– Мы находимся в руках злейших врагов Ирен, – сурово пояснил Годфри.

– Не наших?

– Мы лишь пешки в смертельно опасной игре. Подумай, как дьявольски продуманы были оба похищения: тебя в Париже и меня на пути из Праги. Тут нужен был план. И терпение. И железные нервы.

– Но зачем? – спросила я, одной рукой отыскивая булавку, другой – придерживая сорочку на груди.

– Если бы мы знали причину, нас бы уже и след простыл. И если бы Ирен обо всем догадалась, она давно была бы здесь. Но мы не можем полагаться на помощь со стороны. Мы сами должны справиться с трудностями, дорогая Нелл. – Он посмотрел на грубую глиняную миску. – Сначала надо постараться выжить, а затем – бежать. – И он тщательно приколол мою булавку к подкладке пиджака, где ее сложно было заметить.

Невидимый меч в тканых ножнах.

Меч, по размеру годящийся лишь эльфу, но нам с его помощью предстояло сразиться с великанами.

Из дневника

Квентин Стенхоуп оказался не столько приличным попутчиком, сколько переодетым в варварский мундир чертиком из табакерки.

На каждой остановке он спешил сойти с поезда. Пока мы с Ирен пользовались удобствами на станциях, поглощали ланч – если хватало времени – или покупали еду у продавцов на платформе, у Квентина были дела поважнее. Он рассылал телеграммы, допрашивал станционных работников и даже совершал вылазки за пределы вокзала.

Иногда он возвращался в купе вместе с нами и ехал до следующей станции; иногда мы его видели только на платформе следующего населенного пункта, а то и вовсе через несколько станций.

Как истинная леди в бальной зале в ожидании вальса, Ирен, казалось, была готова позволить ему вести. Пока мы тряслись по полям и лугам, она проводила долгие часы за изучением зарисовок парижских мест преступлений и записей, сделанных Нелл.

– Почему Шерлока Холмса так интересовали пробка и капли воска? – ворчала она. – Очевидно, использовались некие ароматы для возбуждения этих… – Ирен взглянула на меня: – Как бы нам назвать этих пещерных людей, Пинк? Ты хорошо обращаешься со словами. Нужно что-нибудь точное и емкое.