– Я сказал – к черту! Вон с западного поста ущелья снести эту позицию моджахедов не составит никакого труда. Осматриваем кишлак.

Спецназовцы подошли к началу довольно крутого спуска в Шургунское ущелье, к кишлаку Тари-Пули.

– Вижу посты на противоположном перевале, – доложил Копански. – Не сказать, чтобы часовые утруждали себя службой.

Дак через «ночник» осмотрел посты.

– Да, дикари явно чувствуют себя в безопасности. Не так ли, Алекс?

Но Тимохин смотрел вниз.

– Что там? – спросил Дак.

– Женщина, которую изуродовали ублюдки Халтани. Мало того, что ее зверски изнасиловали, порвав все, что можно порвать у женщины, так еще буквально истыкали ножами, вспороли живот, отсекли груди…

Дак перевел «ночник» на женщину.

– Черт побери этих диких псов! За что они ее так?

– Видимо, женщина стала непригодна доктору Шнейдеру как материал для опытов. Вот и приказал Халтани убить ее, зачем зря продовольствие тратить. Ну, а палачи решили позабавиться перед тем, как казнить несчастную. Позабавились на славу, шакалы… Но ладно, ее уже не вернуть. Что у нас в кишлаке? О постах я слышал.

– Само селение – двадцать дворов, ближе к центру большой двухэтажный дом, окруженный каменным забором; остальные здания – халупы за дувалами. Дом же наверняка принадлежит Сайеду Халтани. Два поста в ущелье. Там моджахеды тоже особо не утруждают себя службой. Один, что отслеживает подход с запада от Кайзабада, вообще развел костер и поставил на него кувшин. Помыться решил, что ли?

– Чай сварить. Да не простой, – проговорил Тимохин, – а хороший!

– Что значит хороший? По мне, зеленый чай что в Афганистане, что в Пакистане одинаков.

– Это простой кандагарский чай. Душок же наверняка заварит чай с ханкой.

– С чем?

– С ханкой. Не слышал о таком наркотике?

– Нет.

– Ханка, по сути, – тот же опий-сырец, застывший темно-коричневый сок маковых коробочек. Растворяют шарик из ханки в чае, пьют и балдеют!

– Ты пробовал этот чай?

– Пробовал. Под его воздействием теряется реальное ощущение окружающей тебя действительности. Ты как бы на земле и в то же время над ней. Страх уходит, все кажется в розовом свете, внимание рассеивается, проблемы отодвигаются на задний план. Коварная штука этот чай.

– Значит, моджахед на посту – лишь чучело?

– Можно сказать и так, но при условии, что он готовит себе чай с ханкой.

– Понятно.

– Двадцать домов, двадцать мужчин, – пробормотал Дак. – Это ерунда.

– Ерунда? – взглянул на него Тимохин. – Двадцать штыков дополнительно к двадцати семи – ерунда?

– Мы накроем этот чертов кишлак из гранатометов.

– Ты решил и по домам местных жителей применить выстрелы «РПГ»?

– Почему бы и нет? Если в халупах дикари с оружием? Или лучше, по-твоему, дать им расстрелять нас?

– Но в домах женщины, дети!

– Спрячутся. А кто не успеет, тому не повезет. Хотя может быть и наоборот.

– Что ты имеешь в виду?

– На что будут жить эти женщины и дети после уничтожения заводов? Ведь они кормятся только благодаря им. Куда подадутся после того, как мы разнесем источник их существования? В Кабул? В другой город, поселок, кишлак? Кому они там нужны? В Афганистане безработица, война…

– По-твоему, уничтожением заводов мы лишаем мирных жителей возможности выжить?

– А разве это не так? И давай, Алекс, закроем эту тему. Я одного не пойму: почему нашу базу разместили в непосредственной близости от района боевого применения? Ведь наверняка после акции нас начнут искать.

– Возможно. Только не рядом с бывшими заводами.

– Что ж, возможно, ты и прав, – согласился Дак.

– И все же я думаю, тебе не стоит обстреливать дома местных жителей. Лучше обойди селение. Для этого тебе надо бесшумно снять посты, а потом, выполнив задачу, быстро отойти на запад. Уверен, мужчины из кишлака преследовать вас не станут. Но если ты разворошишь улей, то духи вцепятся в тебя крепко.

– Ты опять за свое? – недовольно проговорил Дак. – Кого здесь жалеть, Алекс? Дикарей, живущих по законам гор? Ты видел, что они сделали с женщиной. И это, по-твоему, люди? Откуда у Халтани охрана? Он что, ее из другой страны нанял? Нет, в ней те же афганцы, что живут в Тари-Пули. Так что, извини, я уважаю твой боевой опыт, понимаю гуманизм, но остаюсь при своем мнении. Мои парни разнесут весь этот гадюшник. И заметь, сделают это для твоей страны. Ведь операция «Опиум» – инициатива российской стороны.

– После которой мы отправимся решать задачи твоего командования. Делать то, что надо США. Мы сочтемся, Джон. И нам с первой акции необходимо достичь взаимопонимания.

– Я не против, но лишь в стратегии, а тактику решения определенной задачи отработаю сам.

– Ладно, действуй, как знаешь, но учти: обстреляв дома мирных жителей, ты можешь поставить свою группу в очень опасное положение.

– Я учту все твои советы, Алекс. Ну что, будем возвращаться? Опять прыгать через минное поле?

– Пусть твой сапер посмотрит склон. У Кайзабада он был заминирован, но проход́им. Найдет сержант коридор – по нему спустимся в Тарикар. Туда же вызовешь оставшихся у минных полей бойцов.

– О’кей. Джошуа, – обратился командир «Ирбиса» к саперу, – осмотри склон и найди проход, если склон заминирован.

– Есть, сэр!

Дак повернулся к своему заместителю:

– У тебя, Том, вопросы по объекту есть?

– Нет, Джон, у меня вопросов нет, – ответил майор Баринг.

Сапер группы «Ирбис», проверив склон, доложил, что тот заминирован, но минное поле можно пройти по тропе. Разведгруппа спустилась в ущелье. Спустя час с небольшим она вернулась на базу. Офицеры тут же отправились на отдых.

Суббота, 14 августа, пролетела быстро. Спецы отряда, получив каждый конкретную задачу, готовились к завтрашнему штурму, поочередно несли службу на постах. На объектах отработки также ничего интересного не происходило. Ближе к вечеру Тимохин, уединившись у реки, вызвал агента:

– «Сержант», вызывает «Орион»!

Абдулла Реви ответил незамедлительно:

– «Сержант» на связи.

– В Кайзабаде спокойно?

– Спокойно.

– Штурм запланирован на эту ночь. При выходе на рубеж атаки я передам тебе сигнал.

– Жду!

– Укрытие подготовил?

– Обо мне не беспокойтесь.

– И все же будь осторожен.

– Я всегда осторожен.

– Тогда отбой?