по меньшей мере две иностранные разведки, и согласитесь, это могло обеспокоить наши органы безопасности. Капитан Анвельт, к вашим услугам.

Архитектор на минуту задумался, как видно, пришел в себя.

— Меня оболгали. Мне нужны были цифры…

— Цифры вашей ошибки, которая обернулась пособничеством кулакам?

— Вот и вы тоже, — обиженно загудел Сангел…

Анвельт дал ему выговориться, раскрыл свой блокнот:

— Если бы мы считали вас врагом, товарищ Сангел, меры были бы приняты, наверное, более крутые. Но вы очень мягко квалифицируете свои промахи в кредитовании новоземельцев. Среди друзей и знакомых вы распустили слухи, что вас упрекают за гуманность. Естественно, это вызвало интерес к вашей особе у иноразведчиков.

Сангел вяло промолвил:

— Поверьте… Я сам хотел убедиться, что был неправ.

— А вы передавали кому-либо из чужих эти материалы?

— Ни одной секретной бумаги — никому.

Архитектор начал багроветь.

— Вы правы в другом… Однажды мое брюзжание по поводу снятия с поста заместителя председателя, мои обиды кто-то записал на магнитофонную пленку. Мне передали, что мои слова могут быть напечатаны на Западе.

— Как вам об этом стало известно?

— Мне сообщил об этом по телефону незнакомый голос. Я стал нервничать, понаделал глупостей…

Прощаясь, Анвельт предупредил:

— Мы можем с вами остаться по одну сторону баррикады, а можем оказаться на разных ее сторонах. Все зависит от вас.

Докладывая об этой беседе заместителю министра, Анвельт с легкой досадой заметил:

— Он не все, конечно, рассказал. Ни слова об Иваре Йыги, но я не настаивал. Как мы и договорились, Павел Пантелеймонович, важно было убедиться, что в нем что-то проснулось.

— Талантливый человек, хороший архитектор, — с сожалением заметил Пастельняк, — а вот споткнулся и никак не может прийти в себя. Дадим ему шанс подняться, капитан.

Отпуская Анвельта, приказал:

— Как только вернется из Тарту Мюри — ко мне его. Дешифровщики прочли уже два отзыва с этими, как выразился Пауль, элементарными ошибками. Оказалось, что «стрельчатые окна 1410 года» прочитываются как «противник двинулся по следу переселенной уборщицы». Так и до резидентши скоро доберемся.

Но первым до резидентши довелось все-таки добраться другому человеку.

Как-то вечером, сидя в ресторане, Ивар Йыги вдруг почувствовал на своей спине колючий взгляд. Сделал резкий поворот, засек легкое движение мужчины, сидевшего у ближнего столика, невольно вгляделся в его спутницу, женщину в летах: дородную, с высокой прической, сказал себе, что где-то ее видел, прикрыл на мгновение глаза…

И только позже он вспомнил, что не эту женщину, а очень похожую на нее, годившуюся ей в младшие сестры, с таким же профилем древней римлянки, с таким же лбом, нависшим над глазницами, и несколько утяжеленным подбородком, он встретил, поднимаясь по лестнице к бухгалтеру Яласто. Ему бы и в голову не пришло, что женщина идет от него, если бы Диск не обронил мимоходом: «Им бы обеим, сестрам Мартсон, за морем отсиживаться, а они в Таллинне, ослицы, дефилируют». Потом об одной из Мартсон он услышал от Альвине Лауба, при случае запросил на нее досье у Бриджа и узнал, что обе сестры давно бы сбежали в Новую Зеландию или на острова Океании, не окажись сын одной и муж другой в английской тюрьме. «Интеллидженс сервис» решила воспользоваться с помощью обыкновенного шантажа услугами сестер Мартсон. Но если младшая, Ээва, была в чести у эсэсовцев, то роль старшей, Лонни, оказалась несколько скромнее, она занимала всего лишь должность стенографистки в фашистском директорате Хяльмара Мяэ. Младшая была объявлена военной преступницей, старшую власти не преследовали.

А все же почему сверлил Ивара взглядом ее спутник? Этот эпизод вызвал в нем неясные ассоциации. Кто-то уже разыскивал довоенные афиши циркача Йыги…

Дождавшись ухода интересовавшей его пары, Ивар незаметно последовал за нею. Они вошли в трехэтажный дом неподалеку от церкви Олевисте. Постояв напротив и дождавшись, пока зажглись два окна на втором этаже, он отправился к себе.

С самого утра Ивар помчался за цветами и привез букет Эстер Тийвел по случаю дня ее рождения. У калитки он встретил Сангела.

— Я знал, что вы не преминете поздравить Эстер, — заговорил Сангел. — Всего два слова, Йыги. Вы очень обязали бы меня, вернув мне переданные вам снимки. Я хотел бы расторгнуть наш уговор.

Ивар как-то странно посмотрел на него:

— Снимки уже не у меня, Отто. Но дело, как я понимаю, не только в них. Есть еще, простите, проклятое интервью, есть несколько цифр — скажем мягко — трудностей роста кооперации.

Отто кивнул.

— Я знал, что вы так скажете. Я догадывался, что вы не очень-то сын Эстонии и будете меня бессовестно шантажировать. Но несколько дней назад я почувствовал, что есть ценности подороже личного благополучия.

Ивар сочувственно сказал:

— Вернемся к этому разговору, скажем, через месяц. Я не столь уж жесток, как вам кажется. И хотя бы во имя дружеских чувств Эстер к вам, я постараюсь…

— Я буду ждать фотографии, господин Йыги, — церемонно поклонился Сангел.

…Полдня Ивар Йыги крутился возле церкви Олевисте, наблюдал за людьми, которые входили в здание, что-то полезное высмотрел для себя. На другое утро, дождавшись, пока дородный степенный мужчина, которого он приметил в ресторане, зашагает по улице Лай, проскользнул в облюбованное парадное.

Ему открыла уже знакомая по ресторану женщина. Она стояла в маленькой прихожей, собираясь надеть парик. Взгляд ее темных, с легкой поволокой глаз в недоумении обежал всю фигуру раннего визитера.

— Кажется, я вас узнаю. Акробат? Не ошиблась?

— Да, вы не ошиблись, госпожа Лонни Мартсон.

— Простите, мое имя Леонтина Килп.

— Килп? Возможно, по мужу… В конторе Мяэ вас знали как Лонни Мартсон. Могу я войти? На десять минут.

Молча она посторонилась. Ивар снял шляпу, прошел в маленькую гостиную. Женщина плотно притворила за собой дверь.

— Уже не впервые, — деловито заметил он, — прыгун и эксцентрик замечает интерес, который проявляет к его скромной особе ваша семья, госпожа Мартсон. Причины?

— О господи, — кажется у нее отлегло от сердца, — это проще простого. Мы с Роби просто обожаем эстраду. Мы до сих пор помним вас, господин Йыги, по довоенному цирку.

Да, не иначе эта пара и наводила о нем справки!

— В таком случае, объясните мне, Лонни Мартсон, — он упорно цеплялся за это имя, — зачем вы или ваш Роби выпытывали мою подноготную у ресторанной прислуги? Кто из вас ходил разыскивать старые довоенные афиши с моим бенефисом? Объясните все это, и я уйду.

Женщина потянулась к пачке сигарет, лежавшей на столике, извлекла одну, щелкнула зажигалкой, затянулась, выпустила из ноздрей тонкую спираль дыма.

— Может быть, лучше об этом спросить у мужа? — предложила она. — Роберт Килп возвращается в