Конрад шел к кораблю вдоль берега, внимательно следя за тем, что происходит вокруг. По пути через деревню попадавшиеся навстречу иви провожали его бесстрастными, спокойными взглядами. Их взгляды, если приглядеться, были вовсе не пусты, как полагали все прочие. За внешним бесстрастием лиц крылись глубокие знания. «Речь идет о жизни племени», – говорил Марло. Чтобы так долго жить в таком гиблом месте, нужно не только мужество, но и исключительная мудрость. Да, они всегда при оружии, но что их копья против зверей, которых он уже видел, и других подобных? Безусловно, племя продолжает жить только благодаря знаниям, передаваемым из поколения в поколение.

Проникнув внутрь корабля через одну из пробоин в борту, Конрад направился к странному центральному залу. Что-то – что именно, он и сам не знал, – влекло его туда. Конечно, вряд ли в этом месте имелись ответы на занимавшие его вопросы, однако оно вполне могло подсказать, где их искать.

Кроме того, где-то здесь, наверху, ночевал Марло. К старому летчику у Конрада тоже имелось множество вопросов.

Приближаясь к залу источника, он услышал шепот. Слов было не разобрать – эхо от стальных сводов делало их практически неразличимыми. Заглянув внутрь, капитан увидел Марло.

Лучи, проникавшие внутрь сквозь дыры в ржавых стенах и потолке, пронзали полумрак огромного зала, будто сияющие копья. Колодец в центре зала – священное место иви, спуск в неизведанные глубины, где, как подозревал Конрад, таились отнюдь не только тени, – все так же испускал странное фосфорическое свечение. Поросшие мхом камни колодца поблескивали в свете нового дня.

В углу, у одной из стен, перед небольшим сооружением, напоминавшим алтарь, стоял на коленях Марло. За алтарем на стене висел ветхий, рваный японский летный комбинезон, а на алтаре, в специально вырезанном в камне гнезде, стоял меч-катана. Клинок, ослепительно сверкавший в солнечном луче, казался живым.

При звуке шагов Марло на миг замер и, не оборачиваясь к Конраду, заговорил:

– Его звали Гунпэй Икари. Мы с ним попали на этот остров седьмого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года. – Марло поднялся на ноги, старчески скрипнув коленями, но так и не обернулся. – Это была последняя дата, хоть что-то значившая для нас обоих. Вначале мы пытались убить друг друга в небе, и это нам почти удалось, а оказавшись на земле, возобновили попытки… Но стоило нам снять форму и стряхнуть с себя бремя войны – и мы стали, точно братья. Да что там – мы сделались настоящими братьями. И поклялись никогда не покидать друг друга.

Конрад ощутил комок в горле. Такого всплеска эмоций он не испытывал давно. Нет, не от бесчувственности, просто чаще всего эмоции возникали крайне не вовремя и очень мешали работать. Но старый летчик заставил его забыть об осторожности. Вместо того чтобы цепляться за прошлое, он и его смертельный враг устремились в будущее и превратились в людей – добрых, честных и любящих. В таких, каким и должен быть человек. Войны только начинаются на уровне империй, а заканчивают их самые обыкновенные люди.

– Уже рассвело, – глухо проговорил Конрад. – Пора убираться с этого острова.

Сжав рукоять меча, Марло медленно и бережно вытащил его из гнезда в алтаре. Шорох металла о камень прозвучал, словно внезапный отголосок давнего шепота.

* * *

– Может, все-таки не надо, а? – нерешительно спросил Брукс.

Сан молча смотрела в колодец. Казалось, она ушла в себя так глубоко, что не замечает ничего вокруг. Все остальные давно были на причале и без лишнего шума готовили катер к отплытию.

– Сан?

Сан моргнула, точно пробуждаясь от глубоких раздумий. Колодец сиял, освещая огромный трюм, и его мягкий фосфорический свет смешивался с лучами солнца, проникавшими внутрь сквозь дыры в обшивке «Уондерера». Крайне странное место. Бруксу здесь ни капельки не нравилось.

– В тот год, когда я родилась, было расщеплено ядро атома[48], – медленно проговорила Сан. – А в этом году уже научились делить на части ген[49]. Все уверены, что наши знания дают нам власть над природой. И что в природе больше не осталось тайн.

– Думаешь, они не готовы к еще одному большому сюрпризу? – нервно съязвил Брукс.

На самом деле он не просто нервничал. Он был в ужасе.

Склонившись над колодцем, Сан опустила в наполнявшую его светящуюся жидкость фляжку.

«Откуда берется эта дьявольская вода? – подумал Брукс. – Да и вода ли это вообще?» Пробовать жидкость на вкус, чтобы выяснить это, совершенно не хотелось. Представилось, что он падает в колодец и тонет, все глубже и глубже погружается в таинственные недра острова; загадочная жидкость светится вокруг, и вот он достигает дна и…

Сзади послышался негромкий шорох босых ног. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся.

В зале появилась одна из деревенских девочек – совсем маленькая, прекрасно наряженная, кожа расписана странными символами и раскрашена так, чтобы сливаться с деревенским ландшафтом. Остановившись неподалеку, девочка смотрела на них – молча, с непроницаемым выражением на лице.

Стояла и смотрела, не отрываясь.

Сан медленно завинтила крышку, повесила флягу через плечо и прижала к губам палец, универсальным жестом призывая к молчанию.

– Ч-шшш…

И девочка отчаянно завизжала.

В ответ из-за корабельных переборок и снаружи раздались голоса. Брукс даже не надеялся понять этот странный, ни на что не похожий язык. Он вообще впервые услышал, чтобы кто-либо из туземцев издал хоть звук.

– О’кей, – сказал он, хватая Сан в охапку и увлекая за собой. – Бежим!

* * *

Конрад вовсе не был уверен, что катер Марло сможет доставить их на северное побережье. Конечно, конструкция впечатляла – оставалось только дивиться тому, чего старому летчику и его побратиму-японцу удалось достичь за время заточения на острове. Судно, построенное ими из разбитого торпедного катера, уцелевших частей двух самолетов, досок местного происхождения и всего, что удалось снять с выброшенного на сушу «Уондерера», само по себе было целой историей.

Теперь, как только Сливко закончит возиться с двигателем, им всем предстояло узнать, чем кончится эта история.

Сливко с ног до головы вымазался в смазке. Руки его были исцарапаны и изрезаны – уж очень часто срывался с гаек расхлябанный старенький разводной ключ, да и прочие инструменты тоже не отличались удобством. Техник как раз затягивал один из последних болтов двигателя, и тут Конрад услышал звук, от которого его кожа покрылась мурашками.