— Нечего за меня заступаться, — сказала Уинн, посылая Дрюсу злой взгляд. Затем она повернулась к Кливу, яростно сверкая глазами. — Какая бы ни была болезнь у ваших людей, я здесь ни при чем, — заявила она ледяным тоном. — В их еду не попало ни крупицы порошка, ни капли масла моего приготовления. Иначе сейчас стонали бы от боли не только эти трое, а гораздо больше.

Он по-прежнему крепко держал ее за руку. Даже слишком крепко. Но она отвечала злостью на его злость и вскоре почувствовала, что гнев покидает его.

— Ты уже пыталась раньше проделать это. Мне не верится, что ты не попробовала еще раз, дождавшись удобного случая.

Она позволила себе чуть скривить губы в улыбке.

— Тем не менее это так. Но, видимо, мой колдовской дар становится сильнее. Возможно, все дело в силе моих чувств. Я только хотела, чтобы вы, англичане, занедужили, и вот… — Она не договорила, а просто пожала плечами и взглянула мимо него на трех несчастных.

Он дернул ее за руку, чуть не лишив равновесия, и тут же схватил ее за плечи.

— Хватит этой болтовни о колдовстве. Это всего лишь трюк, к которому ты прибегаешь, когда общаешься с легкоеверными селянами…

— И английскими воинами, — добавила она, откровенно смеясь.

Уинн увидела тревогу на лицах англичан. Похоже, ее заявление о новых способностях произвело впечатление даже на Барриса.

— Не все из нас дураки, Уинн. Не обманывай себя.

Они уставились друг на друга: темно-карие глаза против голубых. Но она отказывалась уступить, даже несмотря на то, что от его близости ей было трудно дышать. Его руки подчинили себе ее тело, а взгляд, казалось, боролся за ее душу.

Да, он был умен, она признавала это. Но она тоже была умна и потому не могла позволить ему не считаться с ней.

Понадобился Дрюс, чтобы они вышли из тупика.

— Пусть она их посмотрит, Клив. Если она говорит, что сумеет вылечить их, значит так и есть.

— Но сумеет ли? — прорычал он, все еще не сводя с нее глаз.

— Если тебе не нужны мои услуги, так и скажи. Не бойся, я не обижусь.

— Нет, ты будешь их лечить, — ответил Клив, приближая к ней лицо. — Только я стану наблюдать за каждым твоим шагом.

Но, в отличие от Клива, его люди не проявили такой готовности.

— Нет, только не колдунья, — простонал Ричард, умудрившийся, несмотря на слабость, выбраться из лагеря.

Маркус и Генри, однако, не сумели сделать даже это. Хотя было ясно, что они тоже хотят избежать ее врачевания. Особенно Генри волновался и бормотал, пока она раскладывала свой походный запас лекарств на маленьком шерстяном коврике.

— Нет, не позволяйте ей…

— Успокойся, парень, она только приготовит целебный настой, — процедил Клив скорее нетерпеливо, чем ободряюще.

— Нет, нет. Это яд, — лепетал бедняга чуть не плача. Даже Уинн тронул его неподдельный страх. И хотя она прибегала к своему таинственному дару вещуньи как к последнему средству защиты в борьбе с англичанами, тем не менее ее неприятно укололо чувство вины. Ведь почти все врачевание строилось на безоговорочной вере в искусство врачевателя. Ее успехи объяснялись не только знанием трав и внутренним чутьем в таких делах, но в большой степени — верой людей в нее.

Но сейчас больного чересчур сильно встревожило ее присутствие, чтобы он мог поддаться се лечению, и это беспокоило Уинн. Чуть нахмурившись, она опустилась на пятки.

— Ничего не выйдет, — пробормотала она, пристально вглядываясь в покрытое испариной лицо больного.

— Ты, наверное, сама не хочешь этого, — возразил Клив, оказавшийся за ее спиной.

Уинн резко повернула голову и сердито посмотрела на него.

— Если больной мне не поможет, я не сумею ничего сделать для него.

— Он боится, черт возьми. Ты же этого добивалась.

— Как бы там ни было, я не могу побороть его страх.

— Ты приготовь лекарство, а я позабочусь о том, чтобы он его принял, — сказал Клив, глядя на перепуганного Генри говорящим взглядом.

— Этого мало, — огрызнулась Уинн. — Если он не примет его по доброй воле, если станет сопротивляться лекарству, то он не излечится.

Клив посмотрел на нее долгим внимательным взглядом, в котором она прочитала усталость. Вчера вечером он слишком много выпил, а сегодня встал ни свет ни заря. На какую-то секунду ей захотелось стереть с его тонкого лица усталость и волнение. Она хотела видеть его улыбающимся и счастливым, а не хмурым.

Потом она моргнула, и тревога сошла с его лица. Если он чувствовал усталость или беспокойство, то это его личное дело. Он заслужил все это, и даже больше. Она отвела взгляд от его волнующих глаз и сосредоточилась на своих крошечных запасах снадобий.

— Возможно, есть выход, — пробормотала она, осененная дьявольской мыслью. При этом она подняла голову и послала Кливу насмешливую улыбку. — Если ты отведаешь моего лекарства — если твои люди увидят, что ты охотно доверяешь моим способностям, — возможно тогда они не будут такими трусами. Если, конечно, ты сам не боишься. — Она громко расхохоталась, увидев, как он потупился. — Да, такова будет моя цена за лечение — ты должен первым отведать лекарства. Ну что, хватит смелости?

Тишина, последовавшая за ее вызовом, казалось, повисла повсюду. Даже иволга замолчала в ожидании, что ответит Клив на это немыслимое предложение. Уинн не спускала с него глаз. Она не знала, как он отреагирует, и сама не понимала, откуда у нее взялась эта странная идея. Хотя, возможно, все получится. На самом деле не забота о благополучии Генри и его больных друзьях подсказала ей прибегнуть к такой мере. Она сразу определила, что они заразились той самой болезнью, что свалила добрую половину жителей в нескольких деревнях Раднорского леса. Она всех их пользовала чаем из черной лилии от тошноты, а желтой горечавкой и корой козьей ивы от лихорадки. Через два дня все выздоравливали. Несомненно, они поправились бы и без ее помощи. Правда, не так быстро.

Но Клив этого не знал, и, ожидая его ответа, она молилась, чтобы он принял ее вызов.

— Ну и какое же снадобье ты предлагаешь? — поинтересовался он слегка настороженно.

— Черную лилию. И смесь двух очень действенных трав, которую я случайно захватила с собой. Здоровому человеку они пойдут только на пользу, потому что успокоят живот и сделают ясной голову. А больной сразу почувствует облегчение.

Они встретились взглядами, да так и замерли, причем надолго, так что Уинн даже покрылась испариной от напряжения. Но первой отводить взгляд она не хотела.

Тут он улыбнулся, и она еще раз почувствовала волнение. Только на этот раз оно принесло облегчение, и Уинн не могла не улыбнуться в ответ.

— Постарайтесь, мадам, раз вам выпала такая возможность. Но я обещаю тебе, Уинн, — последние слова он прошептал ей на ухо, — что потребую такого же доверия к себе. Наступит миг, когда тебе придется полностью довериться мне. — Он легко дотронулся до ее щеки. — Придет время, оно не за горами. Помни тогда, что сегодня я доверился тебе.