Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шагнув сквозь кусты, она вытащила из шляпки богато украшенные спицы и заработала ими над его рукавом с ловкостью и сноровкой, о каких Линдсей не мог даже мечтать. Вздохнув, он аккуратно спрятал собственные спицы обратно в галун.
– Регент про тебя спрашивал, – сообщила она. – И прибыли генные старейшины.
– Куда ты их определила?
– На веранду. Пришлось выгонять оттуда детей. – С этими словами она завершила работу. – Вот. Сойдет?
– Ты у меня – просто чудо.
– Нет-нет, не целуй меня, Абеляр, всю косметику смажешь. Потом. – Она улыбнулась. – Ты потрясающе выглядишь.
Пальцами механической руки Линдсей пробежал по завиткам своих седых волос. Стальные суставы сверкали драгоценными камнями; среди проволочных сухожилий искрились жгуты волоконной оптики. Одет Линдсей был в официальную академическую гофрированную мантию Голдрейх-Тримейна: на лацканах – значки, означавшие чин, – и в темно-коричневые панталоны. Коричневые чулки смягчали величественность костюма, едва заметно переливаясь.
– Я танцевал с невестой, – сказал он. – Гости, похоже, удивились.
– Я слышала возгласы, дорогой.
Улыбнувшись, она взяла его под руку, положив кисть ему на рукав, чуть выше обнаженной стали локтя. Они покинули сад.
В патио невеста с женихом танцевали на потолке, вниз головами. Ноги их так и мелькали на танцплощадке, оборудованной специальными петлями. Глядя на невесту, Линдсей почувствовал неожиданный прилив счастья, почти граничащего с болью.
Клео Мавридес… Юная невеста была клоном погибшей женщины, унаследовавшим гены и имя покойной. Порою Линдсей словно бы видел в задорном взгляде молодой Клео нечто неуловимо старческое – так звон в бокале, сойдя на нет, еще заставляет вибрировать его хрустальные стенки. Что ж, Линдсей сделал все, что мог. С момента производства Клео находилась под его особой опекой. Пришлось им с Норой удовлетвориться хоть такой компенсацией… Это было больше чем искупление – слишком уж много они потратили усилий. Это была любовь.
Жених танцевал мощно; все гены Феттерлингов обеспечили его медвежьи силу и сложение. Фернанд Феттерлинг был одаренным человеком, выдающимся даже на общем фоне сообщества гениев. Двадцать лет знал Линдсей этого человека – как драматурга, архитектора и члена лиги. Созидательная энергия Феттерлинга и по сию пору внушала Линдсею благоговение, граничащее со страхом. Интересно, подумал он, сколь долговечен будет их брак? Легкая, изящная Клео и спокойный, серьезный Феттерлинг с острым, точно стальная секира, умом… Конечно, они любят друг друга, но и расчет в этом браке сыграл немалую роль. В их брак вложен значительный капитал – как экономически, так и генетически.
Нора провела его сквозь толпу детишек, гонявших жужжащие волчки, подхлестывая их изящно сплетенными кнутиками. Выигрывал, как обычно, Паоло Мавридес. Лицо девятилетнего мальчика светилось исключительной, прямо-таки сверхъестественной сосредоточенностью.
– Нора, юлу мою не задень, – сказал он.
– А Паоло играет нечестно, – сообщила Рэнда Феттерлинг, плотно сбитая шестилетняя девочка с озорной улыбкой, выдававшей отсутствие передних зубов.
– У-у, – протянул Паоло, не поднимая глаз. – А Рэнда – ябеда.
– Играйте дружно, – сказала Нора, – не мешайте старшим.
Старейшины сидели на веранде вокруг стола в стиле «буль» и говорили взглядами. Непривычному человеку беседа на этом языке действительно показалась бы лишь чередой косых взглядов. Кивнув собравшимся, Линдсей заглянул под стол. Под столом двое детишек возились с петлей из длинной веревки. Работая в четыре руки и используя пальцы ног, они соорудили из веревки сложную паутину.
– Очень мило, – сказал Линдсей. – Но лучше идите-ка вы играть в паучат где-нибудь в другом месте.
– Ладно, – нехотя согласился тот, что постарше.
Осторожно, стараясь не испортить работу, дети поползли к выходу, держа опутанные веревкой руки перед собой.
– Я им тут дал леденцов, – сказал Дитрих Росс, когда дети ушли, – так они сказали: мол, сберегут на потом! Где это слыхано, чтобы дети в этом-то возрасте берегли леденцы «на потом»?! Куда мир катится?..
Усевшись за стол, Линдсей раскрыл небольшое зеркальце и извлек из кармана мантии пуховку с пудрой.
– Эк ты взопрел, однако, – заметил Росс. – Нет, Мавридес, ты уже не тот, что был раньше.
– Ты, Росс, старый мошенник, – ответил Линдсей. – Сам протанцуй четыре танца, а потом говори.
– У Маргарет свежая мысль по поводу твоей скульптуры, – сказал Чарльз Феттерлинг.
Бывший регент после смещения явно сдал. Выглядел он неопрятным и желчным, старомодная прическа была изъедена сединой.
– И что же вы о ней думаете, госпожа канцлер? – поинтересовался Линдсей.
– Эротика.
Канцлер-генерал Маргарет Джулиано, перегнувшись через инкрустированную столешницу, указала на плексигласовый гермокупол. Под куполом располагалась замысловатого вида скульптура. С того момента, как Инвесторы подарили ее Линдсею, рассуждения и догадки на предмет ее содержания не иссякали.
Подарок, вырезанный из обычного льда, был покрыт сверкающим кристаллическим аммиаком. Специальные устройства поддерживали под куполом температуру в сорок градусов по шкале Кельвина. Состояла скульптура из двух приплюснутых комков, покрытых тончайшими, острыми кристаллами изморози, образующими филигранный узор. Изображение покоилось на волнистой поверхности – возможно, представлявшей некий невообразимо холодный океан. С одной стороны над поверхностью этого океана выступал еще один, совсем маленький, комок, который вполне мог бы изображать локоть.
– Обратите внимание, их здесь двое, – сказала шейпер-ученая. – Уверена, что прочие подробности происходящего тактично скрыты под водой. Точнее, под этой жидкостью.
– Они не очень похожи друг на друга, – возразил Линдсей. – Скорее уж один поедает другого. Если они вообще живые.
– А я что говорил? – проскрежетал Зигмунд Фецко.
Регент из механистов, намного старше всех шестерых, возлежал в своем кресле, совершенно измученный. Слова он выговаривал с огромным трудом, их буквально выжимал из его груди дыхательный корсет, скрытый под тяжелым пиджаком.
– На втором, – продолжал он, – какие-то впадины. Скорлупа вдавливается внутрь, это его высасывают.
Кто-то из детей Феттерлингов вбежал в комнату в погоне за убегающим волчком. Феттерлинг взглядом попросил Невилла Понпьянскула сменить тему. Ребенок убежал.
– В самом деле, замечательный брак, – сказал Понпьянскул. – Изящество Мавридесов плюс решительность Феттерлингов… Кто может устоять против такого сочетания? Кстати, по-моему, Михаила Феттерлинг выглядит многообещающе. Какая у нее пропорция?
Такие вещи Феттерлинг знал назубок:
– Шестьдесят от Феттерлингов, тридцать от Мавридесов и десять от Гарца, по обмену. Но я присмотрел, чтобы гены Гарца были близки к ранним феттерлинговским. Никаких нам этих новых Гарца! Пока не выдержат проверки на прочность.