Катерина тут же принялась поднимать его.

— Давай, Виталенька, вставай уже.

— Стоять! — закричал депутат городской думы так грозно, что Катерина с испуга выронила тело супруга, и тот упал, стукнувшись головой об пол.

— Ой, — вскрикнул он, морщась от боли.

Депутат достал из кармана мел и, оттолкнув женщин, стал обводить им тело Виталика.

— Ничего, — приговаривал он, ползая на четвереньках вокруг бывшего двоежизнца. — Наша партия этого так не оставит! Мы этот беспредел остановим! Я как депутат городской думы самым решительным образом… я поставлю… вопрос… о подобном… ребром…

Фраза вышла какой-то корявой и незаконченной, но исправлять ее он не стал.

Рыжий, воспользовавшись паузой, вдруг как-то скукожился и стал отступать назад к своему столику, но его ухватил за руку один из жандармов.

— А-а-а, — протянул страж порядка с довольной улыбкой. — И ты, Смирнов, тут как тут.

Рыжий совсем смутился и даже, кажется, слегка побледнел.

— А я что? Я н-н-ичего.

Но жандарма ответ не устроил.

— Глянь, Сань, — сказал он коллеге. — Узнаешь? Как не приду на место преступления, так Смирнов обязательно где-нибудь поблизости. Совпадение, скажешь? У метро позавчера продавца арбузами зарезали. А Смирнов рядом. Две недели назад в переходе мужику голову битой разбили. Опять Смирнов недалеко от места преступления ошивается. Здесь бабы счеты сводят. И снова он. Ну что молчишь? — повернулся он к Смирнову. — Опять советы давал как опытный специалист. Что ж ты все не угомонишься, а?

— Чуть что, так С-смирнов, — обиделся рыжий. — Да я вообще н-н-и при чем. С приятелями сидели.

Он кивнул в сторону своего столика.

— А тут б-бабы ворвались, я даже и п-подойти-то не у-успел — они уже у-управились.

Депутат тем временем, пытаясь завершить свой меловой абрис, легонько толкнул лежащего:

— Давай, друг, вставай уже, мешаешь рисовать.

Виталик с трудом и не без помощи жены стал подниматься на ноги. Вид у него был довольно ошалелый. Чувствовалось, что путешествие на тот свет и обратно произвело на него неизгладимое впечатление.

— А где я? — повторял он, потирая то ушибленный затылок, то шею, хотя там давно не было следов веревки.

— Все нормально, Виталя, — утешала жена. — Сейчас домой пойдем. Я ужин приготовлю.

Она заботливо подставила плечо, на которое Виталя с удовольствием оперся.

— Ну что столпились? — рявкнула она безадресно. — Представление закончилось. Дайте человеку пройти.

Она вывела ковыляющего мужа из бара, за ней гуськом вышли подруги.

Бармен затушил докуренную сигарету и философски заметил:

— М-да… первую жизнь пройти — не поле перейти.

Борис не понял, было ли это юмористической ремаркой или серьезной.

— Так, может, задержать до выяснения, так сказать? — спросил второй жандарм первого, который продолжал держать за локоть Смирнова.

— А что тут выяснять? Смирнов — он и есть Смирнов. Буду я еще на него казенную бумагу переводить. Слышал? — гаркнул он в лицо Смирнову. — Мне на тебя даже жалко бумагу переводить. Первую жизнь просрал, так теперь на других злобу срываешь?

Но тут Смирнов неожиданно окрысился и от волнения даже перестал заикаться.

— Здрасьте-пожалуйста, товарищ начальник! Что значит «просрал»? Вы же у меня в отделении ее и отняли!

— Ну, я лично у тебя ничего не отнимал, — сказал жандарм, но как-то тихо и смущенно.

Смирнов почувствовал, что попал в больную точку, и решил жать до конца.

— Вы лично, может, и нет. А вот три года назад перед самой армией ваши коллеги очень даже. Нас всех в военкомате собрали, а потом к вам в отделение привезли. Оказывается, у вас приказ был — всех новобранцев до отправки в армию первой жизни лишать.

— Ты что, Смирнов?! — возмутился жандарм, но при этом опасливо скосил глаза в сторону депутата. — Иди проспись!

— Что, вру, д-да? — запальчиво выкрикнул Смирнов.

— Погодите, товарищ, — встрял депутат, с удовлетворением разглядывая свой рисунок на полу. — Я, как представитель «Партии жизни», хочу разобраться. Ну и? — повернулся он к Смирнову.

Тот, как начинающий актер, которому наконец дали монолог, ожил и даже выдернул свой локоть из цепких пальцев жандарма.

— А мне скрывать нечего. Они хитро там дело обставили. Приказ-то был секретный, да только кореш мой по пьяни мне проболтался. Он тоже в органах тогда работал. А главное, придумали отмазку такую симпатичную, мол, лишение первой жизни — это в интересах самих новобранцев — иначе их будут лишать этой самой жизни на протяжении всей службы, мучительно и с фантазией. А тут первую у тебя отобрали, по значку выдали, и вроде как теперь тебя никто не тронет.

— А на самом деле?

— А на самом деле просто хотели, чтоб каждый новобранец за свою жизнь трясся и не вздумал лезть после каждого оскорбления в петлю под вспышки фотоаппаратов каких-нибудь правозащитных организаций. Ну и чтоб военные руки не марали, перепоручили это ответственное дело внутренним органам. Так что не надо ля-ля, — повернулся Смирнов к жандарму. — Кто у кого что отобрал — это еще поспорить можно.

— Очень любопытные факты, — сказал депутат. — Запрос будет немедленно сделан.

Он достал телефон и стал набирать какой-то номер.

Но жандарм решил без боя не сдаваться.

— Мне на твои внутренние обиды, Смирнов, положить с хреном, — сказал он зло, хотя и негромко. — Я от твоих слов не зарыдаю. Я тебе, Смирнов, даю бесплатный и очень дружеский совет — увидишь, где кого первой жизни лишают — беги оттуда, уноси ноги. Потому что ты мне вот где (тут он провел ребром ладони по горлу). Я тебе самолично что-нибудь в карман подброшу, только чтоб рожи твоей наглой лет пять не видеть. Все, свободен. Иди отдыхай.

Смирнов ухмыльнулся и пошел за свой столик. Теперь его походка была не просто развинченной, а какой-то вызывающе развинченной, как будто он то ли приплясывал, то ли просто плохо держался на ногах.

Депутат тем временем сделал несколько шагов в сторону двери и, прикрыв мобильный ладонью, стал что-то кому-то приказывать. До Бориса долетали только отдельные слова вроде «немедленно», «это не просьба!», «и что?».

— Может, пойдем на улицу, перекурим? — предложил один из жандармов, обращаясь к коллеге. — Все равно сейчас эти из «Партии жизни» примчатся.

— Да ну их в баню, — огрызнулся тот. — Поехали обратно в отделение. Сейчас еще телевизионщики примчатся. Пусть сами разбираются.

Они вышли из бара.

Борис наконец пришел в себя.

— Послушайте, эй, — обратился он к бармену, слегка понизив голос. — А можно мне тоже такой значок получить?