Так к тридцати годам Алексей Ранцов стал популярным писателем и довольно состоятельным человеком. Славу можно сравнить с хорошим вином: от него так же приятно кружится голова. Но Алеша всегда помнил, что вино, даже очень хорошее, следует пить в меру, чтобы не опьянеть, не пресытиться его ароматом, не растерять способность удивляться радостям жизни.

Когда молоденькие журналисточки, глупенькие и восторженные, интересовались его «творческой мастерской», он говорил им всем практически одно и то же: что писать трудно только ленивому, и то лишь потому, что неохота долго сидеть за столом, тело затекает. А вот если ленивого привязать к стулу, то и он начнет творить. «Не боги горшки обжигают, – любил повторять Алеша. – Каждому человеку есть что сказать, надо только развивать в себе эти способности. У большинства людей просто нет времени на эту забаву, они озабочены добыванием хлеба насущного. Это я – счастливый бездельник». Интервьюерш его ответы приводили в восторг. Мысль была относительно новой, материал получался интересным, читатели и зрители оставались довольны. Получалось, каждый из них может стать литератором, просто не у каждого есть на это время.

Однако Алексей хорошо помнил, что когда-то было иначе. Помнил тот период, когда сочинительство было для него адским трудом, каждое слово, каждое предложение приходилось буквально вымучивать из себя, но кто-то невидимый словно бы заставлял его это делать. Теперь все изменилось, но при этом Алешу все равно не покидало странное чувство, словно он пишет не сам, а кто-то нашептывает его сознанию готовый текст и даже водит его рукой. Жизнь проходила в каком-то странном полусне, непонятных грезах наяву, где воображение заставляло отступить реальность. Воспоминания так тесно переплетались с вымыслом и мечтами, что уже трудно было отличить одно от другого. Он часто задавал себе вопросы: «А если бы?», «А что же дальше, неужели это все?» Так часто, как, наверное, не должен спрашивать человек в его возрасте, имеющий семью, деньги и любимое дело.

В такие моменты мысли Алексея возвращались к Оленьке. Он злился, напоминал себе снова и снова, что это дело прошлое, что она вовсе не нужна ему, что даже если он ее разыщет, то сильно разочаруется, потому что время не стоит на месте. Что из стройной пылкой и восторженной девочки она могла превратиться (и наверняка превратилась) в толстую усталую и циничную тетку с потухшим взором. Что Оленька, конечно, давно замужем, родила детей и растеряла и весь свой юный шарм, и чувственную непосредственность. Что он небось и не узнает ее, настолько они стали чужими. А потом эти мысли сменялись другими – воспоминаниями, настолько яркими и осязаемыми, что все замирало внутри.

Алексей никогда не попытался разыскать Оленьку, но однажды судьба все-таки свела их вместе, то ли чтобы сделать ему подарок, то ли чтобы над ним посмеяться.

Это случилось на каком-то летнем кинофестивале, кажется, за два, а может быть, за три года до его развода с Ритой.

Фестиваль был не из престижных и проводился не на модном курорте, а в не слишком крупном провинциальном городе. Алексею и ехать-то туда особо не хотелось, но организаторы очень уж упрашивали, да и фильм, над которым он работал, был выдвинут на конкурс в номинации «Лучший сценарий», отказаться было неудобно. Алексей с Ритой приехали в городок и остались крайне недовольны всем подряд. Организован фестиваль был из рук вон плохо, местная гостиница с тараканами и неработающими розетками ужасала, в зале для просмотров не было кондиционеров, и стояла невыносимая, чрезмерная для мая жара, а демонстрировавшиеся фильмы оказались как на подбор один хуже другого. С большинства из них они с Ритой просто уходили – когда с середины, а когда и минут через десять-пятнадцать после начала.

Понравилась Алексею лишь одна из картин, называвшаяся цитатой из песни Владимира Высоцкого «Я не верю судьбе». Высоцкого Алеша всегда любил и оттого изначально симпатизировал фильму. Ему почему-то представлялось, что это будет история о сильных, мужественных и благородных людях, каких-нибудь альпинистах, геологах или спасателях, а главным героем выступит персонаж сродни тем, образы которых Владимир Семенович иногда воплощал на экране в таких фильмах, как «Вертикаль» или «Короткие встречи». Однако увиденное на конкурсе было совсем не похоже на то, чего Алексей ожидал. Это были на первый взгляд ничем не связанные рассказы о людях. Разных людях, обычных и знаменитых, богатых и бедных, верующих и атеистах, интеллектуалах и простых работягах – в каждой судьбе, казалось бы, непохожей на другие, ясно прослеживалась общая идея. Как бывший журналист, Алеша не мог не оценить великолепную подборку историй, четко и грамотно продуманный сюжет. Сценарист добился желаемого эффекта, его мысль была зрителю очевидна – человек не просто рождается и живет, в его существовании обязательно есть великий смысл, все предопределено свыше. И если кому-то удается обмануть свою судьбу, то это всегда приводит не к избавлению, а к страданию. Вот и не верь после этого судьбе! На Алешу картина произвела настолько сильное впечатление, что он даже забыл о конкуренции. Будь он в жюри, без колебаний отдал бы первую премию сценаристу «Судьбы».

– Помоги мне, пожалуйста, – Рита стояла у зеркала, тщетно пытаясь застегнуть топазовое колье. – И что только за зеркала в этой гостинице?! Все такое мутное, ничего не видно.

Они собирались на вручение наград, и в этот раз Алексей отчего-то сильно волновался. Весь день прошел в молчании, и потому он даже вздрогнул, когда жена заговорила.

– Ну что ж ты хочешь? – отвечал он, помогая ей с замком. – Тут тебе не Канны и не Венеция.

– Да уж я заметила, – презрительно усмехнулась Рита. – Не то что в Италии – в Египте и то отели куда приличнее… Ну, как я выгляжу?

Алексей отступил на шаг, полюбовался сначала ею, а потом их совместным отражением.

– Сдается мне, мы с тобой слишком респектабельны для такого фестиваля… Слушай, ну и как ты думаешь, какой фильм возьмет первый приз в конкурсе на лучший сценарий?

Вопрос этот был чисто риторическим, он заранее знал ответ и был просто огорошен, когда услышал слова жены.

– Мне кажется, этот… Как его… Про судьбу. – Рита еще раз критически оглядела свое лицо и, видимо, оставшись недовольной чем-то, потянулась за косметичкой.

– Как? – ошеломленно проговорил Алеша. – Почему?

– Ну, эта «Судьба»… Она какая-то особенная.

– И что же в ней такого особенного? – Он изо всех сил пытался скрыть недовольство. Во всем, что касалось его творчества, он всегда был очень раним. Вроде бы кому, как не Рите, знать это? Она и знала и обычно всегда щадила его чувства. И тут – на тебе. Как гром среди ясного неба.

– Даже не знаю, как объяснить. Но эта идея… Главная мысль, что все предопределено… Так страшно, что даже мороз по коже. После этого фильма просто не можешь думать ни о чем другом, кроме своего полного бессилия перед провидением. Вспоминаешь какие-то ситуации из жизни, подбираешь аргументы, словно пытаешься в споре кому-то доказать, что все не так, все иначе, и человек сам управляет жизнью на земле… А в душе знаешь, что от судьбы не уйдешь. Или кирпич на Бронной – или трамвай на Патриарших. Помнишь «Мастера и Маргариту»?