Как и всегда в таких случаях, нам достался «Хапоэль» из Тель-Авива, и тогда же было высказано предположение, что выездной матч будет проводиться за пределами Израиля, поскольку риск был очевиден. В те дни весь мир находился в нервном напряжении и состоянии враждебности, и казалось немыслимым ехать туда на игру.

Мы были уверены, что матч состоится на Кипре или другой подходящей нейтральной территории, и не могли поверить, что все-таки будем играть в Тель-Авиве. Команда была обеспокоена. Администрация клуба прослышала об этом и созвала собрание игроков и тренера в спортзале тренировочной базы, на которое был приглашен сотрудник спецотдела полиции, чтобы провести с нами беседу и ответить на все вопросы. Клуб отчаянно хотел отправить на выездной матч сильнейший состав, и тот парень постарался уверить нас в том, что нас будут хорошо охранять. Предполагалось, что у нас будет постоянное вооруженное сопровождение и что наш рейс будет защищен как в воздухе, так и на земле. Не всех удалось убедить. Игроки активно переговаривались, и некоторые были сильно обеспокоены. Раньери очень четко чувствовал подобные вещи, и его реакция нам понравилась. На него давило правление клуба, но он ясно дал понять, что никого не будут принуждать ехать и никаких штрафных санкций для тех, кто откажется, не последует. Он был на нашей стороне.

Думаю, Кен Бейтс хотел, чтобы поехали все, но это было сложно осуществить. В определенный момент мы обсуждали, стоит ли нам принять коллективное решение об отказе от поездки, но руководство предупредило, что в таком случае пошлет молодежную команду. Мы знали, что клуб нуждается в деньгах, которые может принести достойная европейская кампания, и во избежание санкций со стороны УЕФА им все равно придется отправить кого-то на игру. Даже если те проиграют со счетом 10:0, это будет лучше, чем громадный штраф и отстранение от последующих соревнований.

Тренер покинул помещение, чтобы мы могли все обсудить. Экстренные собрания в том сезоне проводились постоянно. Если мы проигрывали матч, мы собирались вместе и детально обсуждали, что пошло не так, разряжая обстановку. В этой ситуации все было несколько иначе, ситуация была затруднительная. Как правило, на таких собраниях дискуссию вел капитан – Марсель или Грэм Ле Со. В итоге оба они отказались ехать, так что решение оставалось за остальными членами команды. Мы оценили наше положение. Была устроена перекличка тех, кто был готов поехать, и в итоге всего шестеро старших членов команды отказались принимать участие в матче. Неженатые ребята относились ко всему спокойнее, тогда как парни постарше, с семьей и детьми – Десайи, Ле Со, Пети, Вильям Галлас, Альберт Феррер и Эйдур Гудьонсен – были более напряжены.

Я их не виню. Я и сам нервничал, хотя еще не был женат. Но любой, кто садился в самолет после того нечеловеческого кошмара в Нью-Йорке, помнит, что не чувствовал себя, как обычно, в безопасности. СМИ еще больше усложняли обстановку, называя игроков трусами и предателями. Это было по-настоящему жестоко, учитывая, что нас просили отправиться в одну из потенциальных горячих точек после теракта 11 сентября. Грэм отдавал всего себя команде в матчах с любым соперником, а Марсель, который войдет в историю как один из лучших защитников в мире, – человек с сильным характером, не поступающийся своими принципами. Кроме того, он очень семейный и твердо отстаивает то, во что верит. Все это особенно странно, учитывая, что большинству представителей прессы также дали возможность выбора, и они предпочли не ехать. Журналисты подняли слишком большую шумиху, и я считаю, что они не учли всех факторов, имевших место. Они просто писали, что вздумается, потому что было модно докапываться к «Челси».

Я отлично понимал тех, кто решил остаться дома – в какой-то момент я и сам подумывал отказаться, но потом почувствовал, что должен. Я видел, как нас критиковала пресса, и ожидал, что все станет еще хуже. Кроме того, я отлично понимал, что в «Челси» совсем недавно, и все еще пытался адаптироваться, тогда как Марсель и Ману были старше и достигли всего, чего только можно достичь в футболе. Я едва перешел, и предполагалось, что я буду по-английски тверд и решителен, и мне не хотелось, чтобы мой дух подвергался сомнению. Со стороны могло показаться, что между теми, кто поехал, и теми, кто не поехал, возникло напряжение, но на деле все было очень просто – те, кто сел в самолет, тоже хотели бы остаться дома.

Теперь, когда у меня есть Элен и дочь Луна, я скажу, что, возникни подобная ситуация снова, я мог бы и не сесть в самолет. Я спрашивал маму и отца об их мыслях в то время. Мама не хотела, чтобы я летел, а вот отец указал на то, что в случае отказа люди усомнились бы в моей преданности клубу – мой ценник вновь сыграл свою роль.

В итоге, мне недостало смелости сказать «нет», и я подвергся влиянию большинства. На самом деле это вина УЕФА. Они не должны были загонять «Челси» в такую ситуацию. Парой сезонов позже «Манчестер Юнайтед» разрешили не лететь в Израиль и вместо этого сыграть на Кипре. Существовало мнение, что в нашем случае футбольным властям было проще принять решение потому, что клуб не обладал достаточным авторитетом. Если бы в подобном положении оказался «Милан» или «Реал», исход наверняка был бы иным.

Это была лишь малая часть моих мыслей по пути на посадку в самолет. Все казалось каким-то нереальным, но полет прошел нормально. Вполне нормально, если не учитывать того, что вместе с нами летела вооруженная охрана, а в отель наш автобус сопровождали военные и полиция. То же самое было и в гостинице – каждый этаж находился под наблюдением охраны, которая патрулировала входы и выходы. Предполагалось, что все это должно было нас успокоить, но я, наоборот, был взвинчен до предела.

Мне не терпелось сыграть этот матч отчасти потому, что я хотел вернуться домой как можно скорее. После избиения, которое устроила пресса не приехавшим на матч ребятам, результат вряд ли мог оказаться хуже, чем поражение со счетом 2:0. Наш состав позволял сыграть лучше – в основе был всего один молодой игрок, центральный защитник Джоэль Китамирике. Мы пропустили оба гола на последней минуте матча, который выдался кошмарным. Учитывая обстоятельства, ничья была бы достойным и приемлемым результатом, особенно потому, что с нами не было шести наших лучших игроков.

Атмосфера была враждебная, но не столько по отношению к нам, сколько в силу активной поддержки собственной команды. Раньери сильно наехал на нас в перерыве, когда счет был 0:0, хотя я думал, что мы справляемся нормально, принимая во внимание обстоятельства. Он кричал на нас, спрашивая, какого черта с нами творится. Возможно, вся эта ситуация доконала и его, хотя он довольно часто использовал метод реверсивной психологии: так, если мы думали, что играем хорошо, он подстегивал нас. Мы могли вести в два мяча и контролировать игру, но он все равно показывал недовольство, потому что хотел быть уверен, что мы сохраним владение мячом и во втором тайме. Моуринью так не делает, но таков был метод Раньери.

Я привык к этому. Он часто срывался на нас, когда мы имели преимущество в один, а то и несколько мячей – в итоге мы лишь ошарашенно глядели друг на друга с одной и той же мыслью: мы справлялись хорошо. Таким способом он не давал нам расслабляться. Я уважал его мнение касаемо поведения в той ситуации, но не уверен, что это всегда производило положительный эффект. Он не учитывал тот факт, что он работал со взрослыми людьми и опытными профессионалами. Мы сами видели, хорошо мы играем или плохо, и хотя я видел, что он таким образом лишь пытался мотивировать нас еще больше, выглядело это неубедительно.