Моё любопытство дает хороший результат, приступ ярости утихает, и получается взять себя в руки, чтобы продолжить строить из себя запуганного мышонка. Смотрю на Кирсана, надеясь, что моя беззащитность достаточно жалкая и привлекательная, чтоб нивелировать недостатки внешности.

Тварь подлая, кобель похотливый, гад гадский… Он подхватывает махровое белое полотенце с вешалки, скручивает его в подушечку и…

И что-то мне это напоминает…

Когда-то порно смотрела, там мужчина так же, в точно такой же позе стоял над женщиной в ванной и трахал ее в рот.

Жуткая картинка. Ужасная. Залипательная до безумия. Даже самой себе никогда не могла признаться, что… Не против попробовать.

Тем более, с мужчиной, к которому тянет. А к Кириллу меня дико тянет, иначе бы не позволила так над собой издеваться.

Поэтому когда он мою голову опускает на полотенце, откинув её назад, и прямо надо мной начинает расстёгивать ремень и ширинку, невыносимо медленными, ленивыми и такими откровенно похотливыми движениями, меня серьёзно торкает. Дыхание непроизвольно перехватывает, не получается спокойно сидеть, хочется понятуться к нему, помочь, самой расстегнуть ширинку и попробовать его на вкус, ощутить твердость, гладкость эту.

Прихожу в себя, ощущая, что полный рот слюны набирается.

Тут же осознаю, что ничего, по сути, не поменялось, и поведение Кирилла не выбивается из заданной парадигмы.

Передо мной расстегивает штаны и щурится презрительно и ехидно тот самый классический Кирилл-мудак.

И планирует поиметь меня в рот. В прохладной воде. В мокрой одежде. Да сколько еще буду падать-то? Дальше некуда же, вроде!

Поднимаю на него взгляд, стараюсь сделать глаза большими и испуганными. Мужчин это заводит, когда вот так, снизу от паха смотрят. Тут, главное, не переборщить, чтоб не начал дуреть и силу применять.

Потому что следующий шаг в такой ситуации - рассматривать во всех ракурсах член у меня во рту.

Нет уж!

Я резко сажусь, хлопнув Кирилла по рукам, уже тянущимся к моей голове.

— Нет, я не хочу, — говорю тихо, но очень твердо.

Вру безбожно, от этого даже слёзы опять накатывают.

Неужели я вернусь однажды домой в свою одинокую квартиру, и буду смотреть на мужчин, не желая никого из них, и живя всю оставшуюся жизнь вот этими воспоминаниями?

Мамочки, как же ужасно это всё.

Я не свожу с Кирилла мокрых глаз.

Он внимательно изучает меня, глаза темные, страшные такие… И меня это возможное насилие, которое он наверняка проигрывает сейчас в мозгу, заводит. По-извращенски сильно.

Не хочется даже думать, как поступлю, если он с собой не справится…

Но Кирилл показывает выдержку, убирает руки от полурасстегнутой ширинки, стягивает через голову футболку, поигрывая мускулами. И я смотрю на этот стриптиз, внутренне облизываясь. Там есть, что показать!

Он видит мой взгляд, усмехается довольно, стаскивает брюки вместе боксерами.

Ох…

Член стоит уже вовсю, готовый… Облизнуть, взять в рот головку розовую, пососать, внимательно рассматривая его лицо в этот момент…

Ерзаю в воде, которая вообще уже не кажется прохладной. Наоборот - обжигает! Парит!

Кирилл кидает одежду в сторону вешалки, и она виснет на крючках. Это получается так эффектно и впечатляюще, я чуть опять не забываюсь, что нужно изображать бедную овечку и страдашку.

Вступает в чан с водой и садится напротив меня. Вода выливается за края, плещется по деревянному полу и уходит по водостокам.

— Надо, чтобы захотела, — с коварной улыбкой искусителя шепчет Кирилл и снимает с меня мокрые кроссовки, отшвыривая их в сторону.

— Не получится, — отвечаю я, чувствуя, как першит в горле. От жажды. От желания получить его всего. Но пока нельзя. Надо приручить. Надо заставить по-другому на себя взглянуть. Немного жалости, желания защищать, оберегать. Дура я, все же. С самого начала надо так было себя вести! А я чего-то воевала с ним…

И теперь просто позволить ему отыметь себя в рот - плохая идея. Хоть и дико заманчивая.

Да, нескоро я попробую на вкус свою сексуальную фантазию такими темпами…

— Почему? — интересуется Кирилл, продолжая лениво изучать меня, улыбаться. Вот только глаза его не участвую в общем веселье. Слишком жадные. Жесткие.

— Мне… Не нравится такое… Плохие воспоминания… - Кирилл не комментирует, ждет продолжения. Я облизываю губы. Невинно, совершенно невинно, конечно же! И, дождавшись липучего взгляда на них, продолжаю еле слышно, - в школе… Меня часто трепали за волосы, обижали, обзывали… Били постоянно.

— Кто? — ледяной голос, от которого я неожиданно покрываюсь мурашками.

— Папа то же самое спросил, когда синяки на мне увидел, — усмехаюсь я. — Пришёл в школу и начал выяснять у моего одноклассника, зачем он бьёт меня учебниками и портфелем, зачем за косички дёргает?

Я жду, пока Кирилл успокоится, потому что его неожиданно разбирает дикое веселье. Наконец, он перестает ржать, смотрит на меня с насмешкой. Ему