Но вместе с тем Олег не мог и не хотел верить Диане.

Обманывать, проливать слезы, дрожать… Нет, нет, Саша не может быть такой циничной, расчетливой актрисой! Она самая замечательная, самая верная и преданная, самая красивая!

– Спасибо за информацию. Я тебе не верю. Ты все это выдумала, не знаю уж по каким причинам. Мне пора, – холодно сказал Олег, поднимаясь со скамейки.

Уж лучше бы Диана доказывала, что она права.

Однако она просто молча смотрела на Олега. И во взгляде было столько сочувствия, что у него сжалось сердце.

Но он гнал тревожные мысли.

Только вот искать тех, кто изнасиловал Сашу, все-таки перестал, правда, убедив себя, что слова Дианы тут совершенно ни при чем, а все дело в сложности задачи и бесперспективности ее выполнения.

Когда родилась Маша, Олегу казалось: никогда раньше он не был настолько счастлив. Да что там – по сути, до появления ребенка он и не жил вовсе. Это крохотное существо с голубыми глазками, пухлым вишневым ротиком и светлыми мягкими волосиками придало жизни совершенно иной смысл. И время тоже стало иным – неторопливым, но прекрасным, многозначительным.

– Ты хороший отец, – улыбалась Саша, наблюдая, как Олег возится с дочерью. – Мне повезло, ты и ночью к ребенку встаешь, и кашу сварить можешь, и гуляешь с ней.

– А как же иначе? – удивлялся Олег, подбрасывая Машу вверх. Дочь визжала от счастья и махала ручками, явно изображая птицу. – Ведь это все уникально, и никогда больше не повторится – ее первый шаг, первое слово!

Он очень любил проводить время с дочерью – читал ей книжки, играл в куклы, водил на аттракционы.

«А ведь с Машкой мне интереснее, чем на работе, – думал он, следя за тем, чтобы дочь ела мороженое маленькими кусочками. Связки у девочки были слабыми, мороженое она обожала, и если не препятствовать малышке глотать огромные куски, ангина обеспечена. – С работой все слишком просто и понятно. Отец был прав – там мозг особо занять нечем. Распивали спиртные напитки, поругались, завязалась драка – по итогу труп. Или хотел выпить, решил украсть, был застукан за этим делом – опять труп. Ограниченное количество ситуаций, мотивов, человеческих типажей. И слишком много писанины. В общем, рядовые преступления – это совсем не Конан Дойль, не Агата Кристи…»

Начало перестройки Олега только обрадовало.

Какие огромные появились возможности для покупки книг!

Конечно, все это и раньше ходило по рукам в самиздате – Булгаков, Набоков, Солженицин. Но теперь романы талантливых авторов издавалось легально! Да, хорошие книги не стояли на полках в книжных магазинах; их приходилось доставать, обменивать на макулатуру. Но, по крайней мере, за их покупку и чтение больше не сажали!

Утром перед газетными киосками выстраивались очереди.

Олег, как и все в те годы, проглатывал «Огонек», и «Известия», и «Новый мир». И приходил в ужас от того, какая значительная часть истории вероломно скрывалась от народа, и понимал – жить так, как прежде, уже не получится.

Но новая жизнь уже скоро стала казаться ему куда хуже прежней.

Да, раньше люди ничего не знали ни о сталинских лагерях, ни о репрессиях. Они побаивались высказывать свое мнение. Но это неведение и страх все-таки не являлись настолько болезненными и унизительными, как нищета, как необходимость прилагать неимоверные усилия к покупке самых простых продуктов и одежды. Но, пожалуй, самое страшное, что произошло в те постперестроечные годы, – это полная утрата моральных норм и нравственных ориентиров.

– Ты представляешь, большинство школьниц хочет стать валютными проститутками! Был проведен анонимный опрос, и вот такие результаты! – возмущался Олег, отбрасывая газету в сторону. – Надо мне прекращать эту привычку завтракать с газетой. Все-таки Булгаков – гений, и он был сто раз прав, говоря о том, что советских газет читать не нужно и что если других нет, то лучше уж вообще ничего не читать!

– Подумаешь, проститутками хотят быть! – ангельское лицо Саши становилось жестким, на лбу появлялась упрямая складочка. – Немного потерпели – зато на жизнь себе заработали. Олег, у тебя зарплата – двадцать долларов. А Машке туфли новые нужны, и из куртки она тоже выросла. Я бы сама такой работой занялась!

Он начинал задыхаться:

– Сашка, ты что несешь! Продавать себя за деньги или шмотки – ты в своем уме?!

Жена грациозно подходила к зеркалу, откидывала на спину густые светлые локоны, выгибала спину:

– А почему нет? Как думаешь, милый, я все еще хороша? И иностранные языки я еще не забыла, запросто могла бы с мужчинами общаться…

У Олега в такие моменты наступал умственный паралич. Он совершенно четко знал, что делать те вещи, о которых с невинным видом говорит жена, недопустимо. Но ему в голову не приходило ни единого аргумента в пользу своего мнения. Только в висках стучало горькое, отцовское: «Саша – человек не нашего круга, хлебнешь ты с ней горя, но это твоя жизнь, и ты имеешь право на собственные ошибки…»

Чем труднее становилось с деньгами, тем больше Саша включала пилораму.

В присутствии уже все прекрасно понимающей Машки она в выражениях не стеснялась:

– Да ты просто ничтожество! Семью прокормить не можешь! Бандитов ты ловишь – надо же, благородное дело! Лучше бы сам бандитом стал – может, хоть тогда я бы колготки по сто раз не штопала бы!

Иногда у него получалось быть терпеливым. Объяснять жене про циклы развития истории, про то, что любые проблемы не вечны и что на смену спаду всегда приходит подъем.

Но чаще он просто предпочитал отмалчиваться, поздно возвращаться домой или хватать Машку в охапку и куда-нибудь с ней уходить.

Саша тоже стала пропадать по вечерам. Порой Олег замечал, что у жены появилась новая одежда или дорогие духи. Откуда – об этом он тоже предпочитал не спрашивать.

«Пускай гуляет – лишь бы не уходила, без дочки я сдохну, – появлялись тогда невеселые мысли. – Гордость, достоинство – а зачем мне все это без Маши? Поймать жену с любовником, уйти от нее, развестись? Я не хочу, чтобы мою дочь растил чужой человек».

Заглушить семейные проблемы работой не получалось.

В прокуратуре следователи стали все чаще сталкиваться с тем, что начальство интересует не триумфальное раскрытие дел, а приостановление производства – для нужных щедрых людей. И опять те же грабли – можно стать в позицию, проявить свою принципиальность, послать начальника в задницу. Но куда потом идти, где искать работу? Это – система, такая же ситуация во всех правоохранительных органах. И нарвавшись единожды, больше никуда не устроишься – а кому нужны такие честные, принципиальные сотрудники, которые не хотят «решить вопрос» за щедрое вознаграждение?.. Наоборот, в почете были другие качества – умение закрыть глаза на закон и договориться с бандитами, выколачивать из лидеров преступных группировок большие суммы за «крышевание». Происходило стремительное сращивание правоохранительной системы и преступного мира. Изменить это все в одиночку совершенно не представлялось возможным…