И когда на пятый месяц осады в гавань зашли наши суда со съестными припасами, турки, делая вылазки из города, начали осаждать дороги, которые вели к морю, и убивать людей, перевозивших с кораблей припасы. Наши князья сначала молча терпели это, однако турки, не наказуемые за свое злодейство, продолжили заниматься грабежом и начали беспокоить нас и днем и ночью. Наконец было решено перенести лагерь к мосту. Но поскольку много наших людей ушли в гавань, графу и Боэмунду доверили вернуть их оттуда вместе с кирками и всеми прочими инструментами, с помощью которых могли быть построены стены нового замка. И когда в городе стало известно, что граф и Боэмунд отсутствуют, возобновились, как и прежде, нападения. Наших людей, которые выдвигались слишком быстро и без всякого порядка, обыкновенно сразу же обращали в бегство. А на четвертый день, когда граф и Боэмунд возвращались из гавани со множеством людей, за ними внимательно наблюдали турки. Наши люди считали себя в безопасности уже потому, что их было много. Но нужно ли сокрушаться о том, что уже произошло? Дело дошло до стычки, и наши люди бежали. Мы потеряли до трехсот человек, но каковы были трофеи противника и сколько им было захвачено оружия, невозможно сказать. В то время как нас резали и сгоняли в кучу, словно скот, среди гор и пропастей, люди в лагере начали выдвигаться навстречу врагу. И так случилось, что сарацинам было велено отступить, и тем самым бойня, жертвой которой стали убегавшие воины, была остановлена. Почему же Ты попустил случиться этому, Господи? Потерпели поражение как те, что были в лагере, так и находившиеся вне его, те два великих вождя, поставленные над Твоим войском. Следовало ли нам отступать в лагерь? Или тем, кто в лагере, бежать к нам? Восстань и помоги нам, молим Тебя! Потому что, если бы в лагере узнали о поражении князей или если бы мы случайно узнали о бегстве тех, кто был в лагере, то и все, кто только мог, ударились бы в бегство. Тем самым Господь в нужное время выступил нашим помощником, и тех, кого Он прежде грозился наказать, теперь воздвиг среди первых в битве.

Когда турецкий правитель города увидел победу своих людей, и захваченную ими у нас добычу, и их готовность сражаться и дальше, он повелел всем своим конным и пешим воинам выйти за стены города. Надеясь на окончательную победу, он приказал закрыть ворота за своими воинами и призвал их победить или погибнуть. Тем временем наши воины выдвинулись вперед, турки отчасти отступили и осыпали наших стрелами, а затем яростно напали на нас. Наши люди, неся потери, не поддались натиску врага и в свою очередь набросились на него всеми своими силами. И тут в лагере раздались столь громкие стенания и мольбы, обращенные к Богу, что при виде исторгнутых горьких слез Господь, несомненно, должен был явить свою милость. Перед тем как сойтись в схватке с врагом, некий благородный провансальский рыцарь Изоар де Ганг и его 150 воинов помолились коленопреклоненно Господу. Затем он, ободрив своих бойцов, с кличем «Вперед, воины Христа!»

ринулся на турок. Другие наши воины поступили подобным образом. Вследствие этого самоуверенность врага была поколеблена. Ворота были закрыты, мост узок, а река очень широкая. И что произошло? Турок охватила паника, они были сброшены в реку и тонули и гибли в воде под градом камней. Путь отступления был отрезан со всех сторон. И если бы правитель не открыл городские ворота, то мы имели бы в тот же день мир с Антиохией. Я слышал от тех людей, что были там, как были убиты двадцать турок и еще больше в реке – их забивали досками, вырванными из настила моста. В той битве прославился герцог Лотарингский; он сдержал турок у моста, и вклинился в их ряды, и разрубал каждого, кто взбирался на мост, пополам.

Одержав победу, наши люди с великим ликованием возвращались в лагерь, обремененные большой добычей и ведя за собою множество лошадей. В этом деле случилось одно достопамятное происшествие (о, если бы те, что следят за нами мысленно, могли быть свидетелями этого!). Турецкий всадник, охваченный страхом смерти, бросился с лошадью в речной поток, но в него вцепились многие из его соотечественников, стащили с лошади и вместе с ним утонули в волнах реки. Стоило посмотреть тогда на наших бедняков, на то, как они возвращались в лагерь после победы. Некоторые из них разъезжали между палаток на арабских скакунах и показывали товарищам все, что могло утешить их в бедности. Другие, надев на себя два или три шелковых одеяния, прославляли Бога, даровавшего им победу и эту добычу; иные, неся на руке три или четыре щита, выставляли их напоказ в знак своего торжества. Но выставляя на всеобщее обозрение все эти предметы, свидетельствовавшие об убедительной победе, они не могли привести достоверных сведений о точном числе убитых. Поскольку победа была одержана ночью и не все головы убитых были принесены в лагерь. На следующий день, когда приступили к постройке укрепления перед мостом, нашли во рву несколько трупов павших турок; место это послужило сарацинам кладбищем. Бедняки, лишь только увидев его, тут же раскопали все могилы и вырыли около 1500 трупов турок, что свидетельствовало о значительности одержанной победы. И я не говорю еще о тех, которые были погребены в городе или утонули в реке. Но поскольку невыносимое зловоние мешало тем, кто работал на строительстве укрепления, тела были выброшены в реку. Матросы, которые были ранены при отступлении графа и Боэмунда, пораженные ужасом, не хотели верить победе. Но при виде множества трупов принялись, подобно выздоравливающему после тяжкой болезни, восхвалять Господа, который не только наказывает, но и милует Своих сынов. Таким образом, по Божьему промыслу, случилось так, что те, которые отдавали привозивших съестные припасы на съедение хищным зверям и птицам, были сами на том же месте отданы в добычу тем же зверям и птицам. Эта победа сделалась весьма известною и много прославлялась; новое укрепление было также окончено, и с того времени Антиохия была обложена с севера и юга.

Князья начали совещаться, кому из них возглавить гарнизон в укреплении. Поистине, часто забывается об общей ответственности за какое-либо совместно начатое дело, поскольку каждый полагает, что кто-то другой должен о нем печься. И пока князья соревновались в этом деле, словно борясь за некий приз, во главе гарнизона встал граф против воли своих людей, чтобы избежать упреков в лености и скупости и показать людям апатичным пример доблестной деятельности. Все прошедшее лето его терзала тяжелая и длительная болезнь, и он был настолько слаб на протяжении зимы, что о нем можно было сказать: не способен ни сражаться, ни торговать. Хотя ему удалось многое сделать, но потому, что все считали, что он мог добиться большего, его деяния были поставлены ни во что. Из-за такого положения дел, когда уже все сомневались в его доблести и все относились к нему с ненавистью, он уже не мог, как прежде, часто общаться со своими людьми, на что граф обращал мало внимания. Тем временем, когда граф надеялся на то, что враг, стесненный со всех сторон, бежит из города, ранним утром его окружили враги. И здесь было явлено великое чудо милости Божией: шестьдесят наших воинов отразили нападение семи тысяч сарацин. И то, что врага удалось отразить, не объяснить ставшими непроезжими дорогами, но произошло это только благодаря вмешательству свыше. Возможно, излишне описывать ратные подвиги рыцарей, которые охраняли мост и, будучи отрезаны турками от своих, не могли вернуться в укрытие, попав под обстрел из луков. Они противостояли врагу, осыпаемые дождем стрел и камнями, стесняемые со всех сторон. Шум сражения долетел до лагеря, и люди поднялись. Крепостное укрепление было освобождено от врага, ров и его стены восстановлены. Теперь те, кто носил продовольствие из гавани, были в полной безопасности. Ненависть к графу сменилась иным чувством, отныне все стали называть его отцом и спасителем нашего воинства. С этого времени слава графа начала возрастать, поскольку он один отразил все наступления врага.