Я приду посмотреть на руку твоей статуи и на другие ее части. Никто не будет любить их так, как я.

Когда твоя Большая Дочь наконец будет воздвигнута, я буду служить ей у ее ног.

Фредерик, если меня скоро не станет, жди появления одного предмета. Это мой подарок, предмет, обладающий для нас с тобой особой важностью. Хорошенько заботься о нем. Вещи, существующие в одном экземпляре, наделены великой силой; именно благодаря им мы остаемся людьми. Если ты меня потеряешь, пожалуйста, оставайся человеком. Пусть твой колосс пронесет свое величие сквозь время и пространство; пусть люди тянутся к нему, словно внутри него заключена особая магия.

Горю желанием испытать твое изобретение.

Горю желанием принять тебя в своих комнатах.

С пылом, не оставляющим места похоти,

Аврора

Аврора и девочка из воды

Итак, в ожидании грядущей облавы я решила: мы опустошим чрево моего дома, оставив лишь свидетельства того, что эти комнаты использовали для удовольствия и боли. Полиция обнаружит мои приспособления, но не детей.

Еще раньше я решила сделать три вещи, которые должны были порядком встревожить моих клиентов, коллег и друзей. Во-первых, я решила ничего не говорить моему несравненному Фредерику, будучи уверенной, что горе и утрата лишь поспособствуют творчеству. Горе и утрата могут убить человека, но когда этого не происходит, они побуждают творить. Я решила оставить ему прощальный подарок, о котором он никогда не забудет.

Во-вторых, я доверилась девочке, которую почти не знала, девочке, которая утверждала, что спастись можно только по воде. Ее слова казались безумными. Я не знала, верить ли рассказанной Лизой истории. Но она зародила во мне непреодолимую тягу. И мы заключили смелую сделку, ту, что должна была состояться независимо от того, удастся ли нам спасти детей. Попытка не пытка – эта поговорка верна во все времена. Дети – лучшие из людей, так было, есть и будет всегда. Встаньте на могиле ребенка, безвременно умершего, потому что мы создали такой несправедливый мир; мне много раз приходилось там стоять и во время войны, и когда я хоронила фабричных детей, которых труд свел в могилу. Опишите ощущения, возникающие в теле, когда вы стоите на могиле ребенка. Что вы чувствуете? Горе не имеет линейного времени. И не существует в категории линейного времени. Горе всевременно.

В последний раз я создавала комнату для моего дорогого Фредерика, но он об этом не знал. Я составила план в ту странную ночь, когда встретила Лизу, заключила с ней тайную сделку и сохранила тайну в своем теле, словно мое тело все еще умело хранить драгоценные секреты. Сцена, которую мы разыграли, напомнила мне все лучшее, что в нас осталось, все, что было у нас, когда мы еще были детьми, ничего не боялись и воображали, что возможно все.

Что до детей из комнаты номер восемь, мы придумали секретный ритуал и исполнили его перед тем, как отправиться в путь. Каждый ребенок держал во рту надкусанное яблоко. Они выстроились полукругом с яблоками во рту. По моей команде сосед выбивал яблоко изо рта стоявшего рядом ребенка, чтобы оно отлетело в сторону и в зубах остался лишь маленький кусочек. Сила, с которой яблоко выбивают изо рта, служит напоминанием о том, что все, чего хотят в этом мире женщины и дети, у них отнимут, если они не вгрызутся в это как можно сильнее. Таков закон джунглей. Один мальчик случайно ударил другого по челюсти, не попав по яблоку: лишившись правой руки, он еще не до конца овладел координацией в левой. Но они попробовали снова, и во второй раз все получилось; закончив ритуал, они похлопали друг друга по плечу.

А девочки? Одной выбили передний зуб, рот наполнился кровью, а зуб остался в яблоке. Она рассмеялась. А я в тот момент ощутила что-то вроде любви. А может, просто почувствовала в ней родственную душу.

После завершения ритуала Лиза повела нас к реке. Ночь и мрак сыграли нам на руку. Сгустился туман. По команде Лизы мы по очереди прыгнули в реку. Лиза прыгнула последней.

В воде она собрала детей вокруг себя, потянулась и вскарабкалась на борт ничейной утлой лодочки, что качалась на волнах неподалеку. Помогла нам забраться в лодку и посадила на весла самую крепкую девочку и мальчика. Когда мы далеко отплыли от берега, она положила мне в ладони чудное существо, как мне сперва показалось, лысого извивающегося новорожденного крысенка. Я отпрянула, но не выбросила его.

– О Господи, – выпалила я, – что это за зверь?

– Розовый аксолотль, – ответила она и обняла мои ладони своими, как проводник. – Сейчас ты должна его съесть.

Я должна… что?

Меня это не обрадовало.

Она схватила аксолотля и сунула его мне под нос.

– Сделай это сейчас, пожалуйста. Пока мы в воде.

– Но с какой стати мне есть это животное? – Вопрос вполне резонный, скажете вы, но произнеся его, я поняла, насколько непохоже на меня задаваться такими вопросами. Мне стало стыдно за свою трусость, за то, что веду себя как человек, начисто лишенный воображения.

Лиза взглянула на мою юбку. Потянулась и приподняла подол, встала на колени напротив моего колена и обвела пальцем резные розы на моей деревянной ноге.

– Твоя нога, – сказала она и сделала нечто неожиданное: встала и театральным жестом указала на аксолотля в моей руке, словно выступала на сцене. – Аксолотль умеет отращивать конечности, ты знала? – сказала она. – Его латинское название – амбистома мексиканум, а на языке науатль аксолотль означает «ходячая рыбка». Но он не рыбка, а амфибия. Аксолотль – любимчик ученых, потому что умеет делать то, что человек не может. Отращивать хвост, лапы, восстанавливать ткани центральной нервной системы. Ткани, из которых состоят его самые сложные органы – глаза, сердце, даже мозг. – Я заметила, что она неотрывно смотрит на протез под моей юбкой.

У Лизы сердце исследователя, подумала я, а та продолжала свой монолог об особенностях чудо-амфибии, пока мальчики орудовали веслами. Из него я узнала, что амниоты оставляют оплодотворенные яйца на земле или внутри материнского чрева; анамнии же, такие, как рыбы и амфибии, откладывают яйца в воде.

– Все амфибии – анамнии, – сказала Лиза. – Они обмениваются кислородом, углекислым газом и продуктами распада с окружающей их водной средой, чтобы эмбрионы прошли полный цикл роста и не отравились загрязняющими веществами. Аксолотль – единственная в своем роде амфибия, у нее нет легких. – Вместо этого, объяснила