восторгается весь мир. А младшие офицеры настолько очарованы блеском медных пуговиц, эполет и золотого шитья, что в этом они превзошли даже женщин.

Сигнал к перекличке иногда звучит даже в полночь — для того, чтобы приучить офицеров к быстрому подъему с оружием. В первый раз, услышав звук такого неожиданного перехода от Морфея к Марсу, негр — слуга штабного офицера был так сильно напуган, что закрепил подхвостник лошади своего хозяина на шее, а там, где ему полагалось быть. Ошибка была замечена как раз вовремя, чтобы спасти всадника от насмешек и колкостей.

А вот рядовой — немец — еле держится на ногах — он клянется Фримонтом и «сражается с Зигелем». Слишком много «лагера»[99] — вот беда, и его — счастливого и безмятежного, берут под арест. На самой популярной открытке изображены местный житель и немецкий волонтер, вздымающие вверх кружки с нектаром Гамбринуса, и пожимающими друг другу руки над девизом «Один флаг, одна страна, два пива!»

Вот отряд домашней гвардии в своем «многообразии мундиров». Когда-то к предложению никогда не отправлять британскую милицию за пределы страны, Питт добавил сатирическую оговорку: «Но только в случае вторжения». Поэтому утвердилось мнение, что гвардейцы Миссури очень полезны — но не в бою, и я слышу, как один беспощадный критик называет их «Домашними трусами». Это несправедливо, но их пример — весьма наглядное подтверждение истинности принципа, что для того, чтобы стать отличным и дисциплинированным воином, солдат должен быть как можно дальше от своего дома.

Кэмп-Лилли, раскинувшийся на прекрасном травянистом склоне, является штаб-квартирой командира. И в его палатке, и на телеграфе — когда он отправляет рапорты о происходящих на его территории событиях — или верхом на лошади, лично осматривающего свои полки, вы видите очень элегантного, стройного, невысокого и очаровательного человека, чье назначение так обрадовало Запад. Генерал Фримонт — тихий, уравновешенный и неприхотливый. Его друзья очень серьезны, его враги очень злы. Те, кто знают его только по его ранним подвигам, с удивлением обнаруживают в этом герое все качества настоящего кавалера. Он поражает своей скромностью, невероятной искренностью и рассудительностью.

Его волосы осыпаны серебром, его борода — снегом, хотя лишь два месяца назад она была совершенно коричневой.

И «не от внезапного страха однажды ночью он поседел»[100] — нет, он поседел от беспрестанных трудов и тревог последних двух месяцев — физиологический факт, который доктор Холмс весьма любезно объяснит нам, когда у него будет такая возможность.

Миссис Фримонт тоже сейчас в лагере, но как только армия уйдет, она вернется в Сент-Луис. В ее характере очень много от ее отца. Она обладает таким «великолепным женским достоинством», как голос — такой же, как и у Энни Лори — низким и певучий — более богатый, более благозвучный и насыщенный, чем у любой трагической актрисы. Кроме широкого кругозора и большого ума она обладает интуицией понять мысль без долгих разъяснений и великолепной склонностью к анализу всех мельчайших деталей обсуждаемой темы, что доставляет истинное удовольствие от разговора с этой леди.

Как же редко встречается и как ценна благодать такой задушевной беседы! За всю свою жизнь я не встречал более четырех или пяти прекрасных собеседников. Джесси Бентон Фримонт — одна из немногих, если не сказать, королева беседы.

8-е октября

Армия — 40 000 человек. Генералы Зигель, Хантер, Поуп, Эсбот и Маккинстри, — каждый из них командует своей дивизией.

Зигель — стройный, лицо бледное, носит очки и больше похож на студента, чем на солдата. Перед войной он преподавал в университете.

Хантер — 60 лет, но очень подвижен, прямой и суровый, с лысой головой и венгерскими усами.

Поуп — крепкого сложения, полный, темноволосый и очень солиден.

Эсбот — высокий, нервный, гибкий, прекрасный наездник и исключительно вежлив, и так низко кланяется, что его длинные седые волосы почти касаются земли.

Маккинстри — шесть футов два дюйма, жилистый, мускулистый, широкая грудь, волнистые волосы и черные усы. Он похож на героя мелодрамы, и «Богемцы» называют его «мощным трагиком».

Варшава, штат Миссури, 22-е октября

Недавно назначенный на высокую должность офицер, который ранее в Нью-Йорке занимался торговым бизнесом, за несколько дней добрался до Сиракуз, чтобы передать Фримонту пакет. Он дошел до конца железнодорожной ветки, но затем внезапно вернулся в Сент-Луис. Когда его спросили о причине такого поступка, он дал этот ответ, невероятно дикий и необычный для бригадного генерала и штабного офицера:

— Почему? Потому, что выяснилось, что даже мне нужно ехать верхом!

С двумя коллегами-журналистами четыре дня назад я покинул Сиракузы. Нам предшествовали дивизии Эсбота и Зигеля. Комендант не мог позволить нам идти по этой совершенно обезумевшей и кишащей партизанами стране без сопровождения, и поэтому выделил нам сержанта и еще четырех солдат.

Ужинали мы возле Коул-Кэмп. Местный землевладелец — очень похожий на Фальстафа — рассказал нам, что когда-то здесь несколько дней провели братья Джим и Сэм Коул — они охотились на медведей, и что ручей был назван в память о них. Но вместо ответа на заданный очень серьезно — в чисто «Богемском» стиле — вопрос: «А кого именно из них?», он погрузился в глубокие размышления, из которых так и не вынырнул.

Мы совершили путешествие — 47 миль — за 10 часов. Вот большая деревня Сецессии. Половина его мужского населения сейчас в армии мятежников. Офицеры поселились в лучших домах. Сначала люди сильно возмущались прибывшими «солдатами-аболиционистами», но теперь они смиренно подчиняются. Одна из самых злостных мятежных семей вольно или невольно развлекает дюжину немецких офицеров, которые усердно пьют светлое пиво, когда и где хотят курят длинные пеньковые трубки, а по ночам непременно поют.

А мы жили в доме леди, сын которой воевал в армии Прайса, а дочь — образование и воспитание которой, вовлекли ее в непрерывную войну с ее антипатией к федеральной армии. Как-то вечером, когда на нашей вечеринке присутствовал чернокожий республиканец, она с удивлением смотрела на него, заявив, что никогда в жизни она раньше не видела живого аболициониста и, по-видимому, изумлялась тому, что у него обычное человеческое лицо!

Зигель, как обычно, на 30 миль обгонял нас. Умение всегда опережать других, развито у него сильнее, чем у любого другого из