достаточно только добросовестно записать их — и получится сатира. Объективно правдивый образ буржуазной среды и будет самой злой сатирой. Вина не моя и заслуга не моя. Однако не скажу, что моя хата с краю.

Действующие лица

ПАПА, не римский, а банальный, домашний, каких много. Совсем ручной: кто поманит, к тому и идет. Одна весьма важная деталь: он заграничный, не наш. Правдив, как и большинство мужчин.

МАМА, тоже заграничная. Говорит, возможно, и правильно, но вот что она думает… Съела бы она то, что думает! Она хочет, чтобы все жили в соответствии с правилами христианской морали, а себе позволяет иной раз и так… как-нибудь.

СЫН, их сынок. И послал же им бог чадо! Не дитя, а комок оголенных нервов. Горяч. Колюч. Башковит. У нас таких умников не бывает. А если уж где-либо и встречаются, то про таких обычно говорят: молодой, да ранний. А у них — вундеркиндами зовут. А этот особый вундеркинд — политик. Пока, по молодости, неопытен: что думает, то и говорит. Ему очень хочется быть с бородой, а она не растет, и все. Хоть плачь.

ДОЧЬ, его сестренка, единоутробный антипод. Восхищенная братиком, она охотно подбирает те его качества, которые он отбрасывает за ненужностью: доброту, совестливость, ласковость. Он считает, что они помешают ему стать тем, кем он хочет стать, а она убеждена, что без этих качеств человек неполноценен.

ДЕДУШКА, старомоден, как и надлежит дедам. Гордится тем, что отстрадал за все будущие поколения. Он — диалектическая противоположность своему внуку, и поэтому неудивительно, что у него встречное желание: он с радостью поменялся бы с внуком и годами и бородой.

Все действующие лица в этой пьесе заграничные, даже телевизионный комментатор. Слишком информированный, политически подкованный. Кстати, комментатор может быть и в трех, а то и более ипостасях, по примеру: бог-отец, бог-сын, бог — дух святой.

Место действия — где-то на побережье южного моря, вроде бы Средиземного. Возможно, даже на завалящем острове в каком-нибудь океане, мелком, неглубоком, где и воды-то всего по колено.

Время действия — как раз между прошлым и будущим. Пока соха истории не запахала эту борозду, давайте посмотрим, что же там совершается.

Действие первое

Картина первая

Современная квартира сытого чиновника. Во всяком случае, сегодня его семья сыта. Квартира на третьем этаже. Слева — широкое окно, поэтому в комнате очень светло. За окном видны верхушки деревьев. Рядом с экзотичной пальмой может расти миндаль или каштан, а может и липа. Она произрастает на разных широтах.

Комната большая, обстановка богатая. Тут всего много, но впечатляет, вызывает благоговейные чувства, будто в храме, будто в святилище, — во всю стену сплошной книжный стеллаж, наполненный разными-разными книгами. Возле стеллажа — легкая лесенка-стремянка, которой часто пользуется Сын, чтобы достать книжку с верхней полки. Кстати, он освоил лесенку, как цирковой гимнаст.

В стеллаже три ниши. Одна задрапирована черным бархатом. В ней фигура бронзового Будды. Справа, чуть ниже, — ниша с зеленым сукном. Там гипсовая голова Моисея, копия знаменитой скульптуры Микеланджело. Слева, на светло-голубом фоне, — крест с деревянной головой Иисуса Христа в терновом венке. Кажется, что Иисус Христос вот-вот тяжело вздохнет.

В комнате — П а п а  и  М а м а. Тишина. Они молчат, но чувствуется, что вот-вот заговорят, и опять громко. Короче говоря, атмосфера тут наэлектризованная, пахнет грозой. Мы застали их в момент межбурья. Проходя друг возле друга, они как-то сторонятся, будто опасаясь, как бы между ними не вспыхнуло короткое замыкание, не сверкнула молния, не грохнул гром. Мама ищет место для новой картины. Примерит в одном углу, отойдет, посмотрит, полюбуется, потом перенесет в другое место, опять полюбуется. Картина большая, место ей найти трудновато.

Папа нет-нет, да и глянет на Маму, так глянет, ну будто у него в каждом глазу по лазеру. В конце концов все же не вытерпел.

П а п а. Зачем тащить такое в квартиру? Без невропатолога трудно понять. Безвкусица!

М а м а. У тебя свой вкус, у меня — свой.

П а п а. У нас ведь дети! Их воспитывать надо!

М а м а. Воспитывать? А ты вчера о детях подумал, принеся вот эту… мерзость? (Указывает на статуэтку, временно поставленную в одной нише с Моисеем.)

П а п а. Это не мерзость, а произведение искусства. Работа одного из лучших африканских резчиков по дереву. Даже в Африку проник современный стиль, там понимают его, а ты… Цивилизация прошла мимо тебя.

М а м а. Цивилизация? (Схватила статуэтку и тычет ему под нос.) Эта пакость — цивилизация?

П а п а. Осторожно!

М а м а. Что это такое? Назови мне это!

П а п а. Открой глаза! Это — девушка. Молодость. Юность.

М а м а. А чего ее так перекрутило? Что она делает? Выдавливает прыщ на своей ягодице?

П а п а. Ты присмотри-ись! Она так стесняется! По-африкански так стесняются. Это же сама невинность! Наивность! Наивность и чистота! Как свежая наволочка. Стыдится…

М а м а. Значит, есть чего стыдиться. Какая же это невинность? Это распутство! Это цинизм! Это насмешка над женщиной! Ноги саженные! Голова комариная. Только ягодицы да груди как ракеты!

П а п а. Реализм! У женщины ведь других качеств и нет. Это же твой портрет. И подобных тебе.

М а м а. Циник! Пошляк! А я воспитываю у своих детей уважение к реальным вещам.

П а п а. К водосточной трубе, колбасе, тумбе, телеграфному столбу…

М а м а. Да-да-да! К вещам, на которые человек затрачивает свой труд.

П а п а. А я хочу, чтобы дети научились думать, мыслить, обобщать, понимать суть вещей, явлений. Я хочу воспитать интеллектуальных, разумных, интеллигентных.

М а м а. Ха-ха! Интеллигентных? Вот этим? (Хватает африканскую статуэтку.) Только показывать такие штучки детям — преступление. И я не позволю! Я не допущу! Я выброшу вон эту пакость!

П а п а. Не смей! (Отнимает у Мамы статуэтку и возвращает ее Моисею.)

М а м а. Ах так? (Выбегает в ванную комнату, оттуда приносит красную спринцовку и ставит возле статуэтки.) Ей не хватает этого.

П а п а. По идее не так уж и плохо. (Смеется.)

Со двора прибегает  Д о ч ь.

Д о ч ь (запыхавшись). Папа! Мама! Папа! Мама!

М а м а. Ну что такое? Что, что случилось?

Д о ч ь. А наш малыш только что поскандалил. (Восхищенно.) Ух, как они дрались!

М а м а. Кто? С кем?

Д о ч ь. Наш малыш и Алик.

П а п а (спокойно). Ну, и кто кого?

Д о ч ь (радостно). Наш малыш расквасил Алику нос. До крови.

М а м а. Ну бандит! Я ему дам! Я ему покажу! Вот каким растет твой любимчик! Нет, я его проучу!

П а п а. Следует еще разобраться — кто виноват. Кто начал?

Д о ч ь. Задираться начал Алик.

П а п а. А малыш набил ему морду? Молодец!

Д о ч ь. Но и нашему досталось. Ему оторвали ухо.

П а п а. Как — ухо? Оторвали ухо?

Д о ч ь. Ну да. Совсем. В