— Ты правда думаешь, что я этого не знаю? — Не будь мы в Честерсе, влага из ее глаз давно лилась бы по щекам.

Я вдруг сильно жалею, что вообще открыла рот. Я хочу обнять ее. Сбежать. Не хочу, чтобы Джо было плохо. Ну почему я не могу держать рот на замке?! Взрослые такие странные. Я не понимаю!

— Тогда почему? Зачем ты делаешь то, о чем знаешь, что это плохо? Зачем вообще люди делают то, от чего наверняка будет больно?

— Ты еще слишком маленькая, чтобы говорить о таких вещах.

— Да ладно тебе, Джо, это же я. Я никогда не была маленькой. Жизнь мне этого не разрешает. Объясни мне.

— Это сложно.

— А то все остальное просто! Попытайся.

Она молчит, так что и я молча стою и жду. Долгая тишина обычно заставляет людей говорить.

Пауза тянется. Наконец она отводит глаза, словно смущаясь, и тихо, будто сама себе, говорит:

— Каждое утро он выходит на верхнюю лестничную площадку и оглядывает клуб. Он стоит там, такой большой, сильный, красивый и… — Она сглатывает, словно у нее пересохло во рту. — Сексуальный. Боже, такой невероятно сексуальный. — Взгляду нее становится странным, словно она что-то вспоминает, а потом Джо издает какой-то мягкий звук и на секунду замолкает. — И он веселый. Ты знаешь, что он веселый? Должна знать. Ты проводишь с ним много времени.

Я сжимаю кулаки. Конечно, провожу. Не знала, что и она тоже. Что они делают? Обмениваются шутками, как мы с Танцором?

Она становится задумчивой, словно заглядывает в свои воспоминания.

Каждое утро, когда заканчивается ночная смена, он выбирает женщину из толпы и кивает ей. Она поднимается наверх, а потом, когда возвращается в клуб, она выглядит… — Джо вздрагивает, как от мурашек. — И ты думаешь: что же он сделал, чтобы она вот так выглядела? Ты смотришь, как она идет, улыбаясь и двигаясь совсем не так, как двигалась до того… И ты понимаешь, что там что-то случилось, что-то такое, отчего она чувствует себя живой, как никогда. Она испытала с мужчиной что-то такое, что ты сама только мечтаешь испытать, пусть даже всего лишь раз в жизни.

Чтобы женщина так изменилась, мужчина должен увидеть ее особенным взглядом. Ты пытаешься не думать о нем, но не выходит. Я клялась, если он когда-нибудь кивнет мне, я не пойду.

— Чувиха, очнись. Ты пошла.

— Я знаю.

Джо снова светится, словно получила какой-то приз, а не подставилась социопату чистых кровей в качестве сменной шлюхи.

— Почему он? — Я не понимаю, но хочу понять. Я не хочу считать Джо предательницей. Но я потеряла Мак. И не могу потерять еще и Джо. — Ты же знаешь, какой он!

— Он не плохой человек, Дэни.

— Фигня.

— Не бывает только черного и белого, как бы тебе этого ни хотелось.

Кое-что бывает, и Риодан чернее черного. Он один из тех самых плохих парней — точка, конец темы. Я злюсь. Ей нужно проснуться и учуять запах горящего кофе, пока кофеварка не взорвалась к чертям.

— А если он выйдет завтра на ту лестницу и выберет кого-то другого? — спрашиваю я. — Это вопрос времени, Джо. Ты знаешь, что так будет. Ты будешь стоять вся такая мечтательная, как вот сейчас, а он выберет официантку, стоящую рядом с тобой, и ты никогда больше не поднимешься к нему, потому что он не из тех, кто нажимает на повтор. Он, если уж закончил, то закончил. И что ты тогда будешь чувствовать?

Она отворачивается.

Я шагаю за ней, хватаю ее за локоть и останавливаю.

— Ну? Ты что думаешь, Джо? Что ты особенная? Что именно ты сможешь его изменить? Да не смеши! Ты думаешь, вы с ним вместе будете выбирать фарфор для свадебного стола? И серебряные ложечки?

Она вдыхает так, словно на время забыла про воздух, а теперь спешит глотнуть кислорода.

— Я знаю, что делаю, Дэни.

— Хорошо, значит, можешь мне объяснить! Потому что с моей точки зрения это кажется одной большой непробиваемой глупостью!

Она снова становится далекой и тихой, словно меня тут нет. Даже с моим суперслухом приходится напрягаться.

— Есть мужчины, с которыми строишь будущее, Дэни. А есть те, про кого знаешь, что они уйдут. С последними ты можешь выстроить только воспоминания. Я знаю разницу.

Как по мне, непохоже.

— За некоторые воспоминания нужно заплатить высокую цену. Я с этим справлюсь.

Нет, не справится. Точно не справится. Я знаю Джо. Она умная, милая, у нее сердце воина, но у нее нет льда и лезвий в том месте, где у других душа. Она любит. И не чувствует, когда приходит время отступить, а оно, зараза, приходит. И нужно хватать свою любовь двумя руками и уносить, пока никто не превратил ее в ножи и не изрезал тебя ими на кусочки. Она не сможет с этим справиться. И мне придется убирать за ним эти кусочки. И убить его. Я тоже с силой втягиваю воздух.

— Ты слишком глупая, чтобы выжить, и я с тобой больше не разговариваю. Ты бы вынула голову из задницы.

— Тебе нужно перестать всех судить.

— Ты ни черта обо мне не знаешь. И я лучше буду судить других, чем стану слабачкой, которая не может сама ничего решить и вляпывается в глупое дерьмо.

— Дэни, пожалуйста, не надо…

— У меня все уши в лапше. Ничего не слышу! — Я отворачиваюсь и начинаю соскальзывать в стоп-кадр. Не знаю, что заставляет меня посмотреть вверх. Такое ощущение, словно в животе у меня резинка, а за другой ее конец только что потянули с верхушки лестницы.

Риодан стоит на верхней площадке и смотрит вниз, на меня.

И я думаю о том, что Джо говорила, какой он большой, сильный и красивый.

Наши взгляды встречаются.

Мой говорит: «Не смей больше ее выбирать. Оставь ее в покое».

Его взгляд отвечает что-то, чего я не понимаю. Затем он опять рябит на меня глазами, и я знаю, что это значит: «Иди домой, детка».

А потом он смотрит мимо меня на Джо.

И кивает.

«Девчонки падают, как домино»[28]

Мы не такие уж разные, ты и я, — говорит Круус, двигаясь во мне. — Мы оба рождены править.

Я отчаянно пытаюсь проснуться. Я в стране Грез, и он обнимает меня крыльями. Как только я уснула, он оказался в моем сне, ждал меня в конце белой мраморной дорожки в саду великолепных кроваво-красных роз. Он укладывает меня на них, в ворох бархатных лепестков. Я готовлюсь к уколу шипов.

Не печалься о них, Кэт. Солнце не жалеет того, что растет в его свете.

Он проникает в меня, глубоко, заполняет меня полностью, заставляет каждый нерв моего тела вибрировать в экстазе. Я выгибаю спину и шиплю от наслаждения.