Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сверхмощная изоляция. Удерживает тепло. Не пропускает ничего другого.
Риодан и я осторожно перекладываем ее на одеяло, а пацан снова вытягивается над ней сверху. Она неподвижна. Я даже не вижу, чтобы ее грудь поднималась и опадала. Она бледная и неподвижная, как сама смерть. Это странно меня заводит. Я никогда не видел принцесс Невидимых, но подозреваю, что они такие: белые, холодные и прекрасные.
— Она дышит?
— Еле-еле. Ее тело тратит все силы на то, чтобы спасти функциональность мозга и внутренних органов. Ей нужно помочиться.
— Ты не можешь этого знать, — говорит Риодан.
Парень даже голову к нему не поворачивает, говорит прямо ей в нос.
— Она постоянно ест и пьет. Ее мочевой пузырь всегда как минимум наполовину полон. Ее тело тратит драгоценную энергию на то, чтобы не дать моче замерзнуть. Нам нужно направить эту энергию к ее сердцу. Следовательно, ей нужно помочиться. Чем быстрее, тем лучше. Для этого ее нужно привести в сознание, если ни у кого из вас под рукой нет катетера.
— Приведи ее в сознание, — рявкает Риодан.
— Ты не будешь совать в нее катетер, — рычу я.
— Я сделаю все, что потребуется, чтобы спасти ей жизнь. Вы. Хреновы. Идиоты, — отвечает пацан.
Он раскрывает пачку компрессов, сует их в ее подмышки и в пах. А затем ложится рядом с ней.
— Закатайте нас в спальные мешки.
Я смотрю на Риодана, он смотрит на меня, и на миг мне кажется, что мы оба сейчас убьем этого пацана. У Риодана лицо закаменело больше обычного, если такое возможно без превращения в бетон; клыки выдвинуты наружу. Я смотрю вниз. Член у него такой же большой, как у меня.
— Какого хрена ты не носишь белья? — Для принца Невидимых чужой обнаженный член — это вызов к бою.
— Раздражает. Слишком узко и сдавливает.
— Пошел ты, — говорю я.
— Чуваки. Уймитесь, — говорит парень. — Заверните нас. Или вы хотите, чтобы она умерла?
— Ты не должен был вообще вести ее туда. За это я тебя прикончу, — говорю я Риодану, помогая ему укутывать почти голого пацана с моей девушкой.
— Я говорил ей ничего не трогать, — отвечает Риодан. — Я знал, что это выбьет ее из нужной скорости. Напоминал каждый раз, когда мы заходили в такое место. И валяй, попробуй, горец. В любое время, как только решишь, что готов.
— Все мы знаем, как она умеет слушаться, — сухо напоминает пацан.
Риодан отвечает взглядом, от которого заткнулся бы и взрослый вооруженный психопат.
— Ей незачем было чего-то касаться.
— Очевидно, ей показалось иначе, — совершенно спокойно отвечает парень.
— Я был там вместе с ней. Я решил, что смогу ее вытащить.
— Неправильно решил, козел, — говорю я.
— Я не думал, что это произведет на нее такой быстрый эффект. Когда я пробовал сам, подобного не было.
— Она не такая, как ты. И заткнитесь, оба, — говорит парень и снова прижимается к ней лицом, дышит, ладонями удерживая тепло между ними.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я.
— Теплый воздух. Гипоталамус. Регулирует внутреннюю температуру, это поможет ей очнуться. Мне нужно, чтобы она пришла в себя и пописала.
— Я бы растер ее, чтобы согреть. Восстановил кровообращение.
— Додумался. Ты бы ее убил. Ее кровь слишком холодная. У нее остановилось бы сердце.
— Я не понимаю, зачем она разделась, — говорит Риодан. Я смотрю на него. Он занят тем же, чем и я. Он узнаёт, что нужно делать, если это случится снова. Мы оба рванулись бы с места, чтобы отнести ее в тепло. По словам пацана, мы убили бы ее.
— Кровеносные сосуды расширились. Она подумала, что ей жарко. Альпинистов все время находят в горах мертвыми, раздетыми, со сложенной рядом одеждой. Они просто путаются. Мозг пытается упорядочить хаос.
— Откуда ты все это знаешь? — Меня бесит то, что он это знает, а я нет. В данной ситуации это делает его лучше меня. А я хочу быть для нее лучшим в любой ситуации.
— Мама была врачом. Я сам однажды чуть не умер в Андах от гипотермии.
— Я почти убил тебя, — говорит Риодан.
— Она тебя не слышит, — отвечает пацан.
— Я говорю не с ней.
— Дайте мне еще компрессов. Проклятье, она холодная!
— Пару недель назад. Я почти убил тебя.
Парень смотрит на него. А мне интересно, какого черта такой молодой пацан смеет рычать на меня и смотреть таким взглядом на этого урода?
Риодан продолжает:
— Я стоял в тени аллеи, по которой ты шел. Ты не успел бы меня заметить. Если бы я убил тебя тогда, сегодня она бы погибла.
— Это что, извинение? — издевательски спрашиваю я.
— Она вскрикивает от ужаса всякий раз, когда видит тебя, горец?
Я разворачиваю крылья, которых у меня пока нет, и шиплю.
— Вы оба слишком много болтаете, — говорит парень. — Заткнитесь. И не заставляйте меня это повторять.
Мы затыкаемся, отчего мне смешно до истерики.
Внезапно я вижу нас сверху. В последнее время я часто так делаю. Мне кажется, это потому, что я перестаю быть человеком и это мой способ наметить свой собственный путь в ад. Я отмечаю, что на сцене сейчас только один человеческий мужчина, и это не я.
Я вижу потрясающую женщину-ребенка, у которой под одеждой оказалось больше изгибов, чем я думал, и по взгляду, которым смотрит на нее Риодан, я понимаю, что он тоже не догадывался. Она бескровно-бледная, с голубоватым оттенком кожи, ее плотно обнимают одеяла и руки полуголого подростка, который мог бы быть, то есть должен был быть мной. Он наблюдает за ней и двумя монстрами разных видов.
Смерть слева от нее.
Дьявол справа.
Парень выглядит, как я в его возрасте, не считая очков и пары дюймов роста. Темные волосы, отличная улыбка, широкие плечи — однажды он станет красавчиком.
Если переживет следующую неделю.
В этот момент я серьезно против того, чтобы он выжил.
Он в одном спальном мешке с ней, он ее обнимает. У нее на белье черепа и скрещенные кости. Это меня очаровывает.
И, если на следующей темной аллее пареньку не встретится Риодан, ему встречусь я.
«Я борюсь с властью, и власть всегда побеждает, но, наверное, я всегда буду бороться»[26]
Я делаю новое открытие, и оно — совершенная херня.
Умирать легко.