– А мне что делать? – все еще надеясь на лучшее, поинтересовалась я.

– Все, – припечатала медсестра. – Сейчас Валера придет, санитар наш, с ним вместе сначала белье поменяете, а потом еду разнесете.

– А зачем санитар?

– Интересно, – снисходительно усмехнулась Тома, – а кто, по-твоему, будет этих уродов держать, когда они не привязанные? Пока его нет, пройдись-ка ты по палатам, проверь, кто сухой, а кто нет. Мне нужно точно знать, сколько постельного белья тебе выдать.

– А как же я одна пойду? – сдрейфила я окончательно.

– Не бойся, они хорошо зафиксированы, не вырвутся, – успокоила меня Тома и занялась левым глазом.

Делать нечего, пришлось идти. Мамочки мои, зрелище было не для слабонервных! Но, как оказалось, привязаны к кроватям были не все. Некоторые были свободны, но двери, ведущие в их палаты, были заперты. Впрочем, в этих дверях были вырезаны окошки, в которые я и заглядывала. Мой обход уже близился к концу, когда в одной из таких палат я увидела женщину. Милая, симпатичная такая, абсолютно нормальная внешне, только очень-очень грустная и бледная. Я невольно засмотрелась на нее, и, очевидно, почувствовав мой взгляд, женщина обернулась и посмотрела на меня. Минуту она пристально вглядывалась, потом лицо ее дрогнуло, и она тихо, словно не веря собственным глазам, проговорила:

– Анна?

Я почему-то испугалась и захлопнула окошко. Слышно было, как незнакомка подбежала к дверям и задергала ручку двери. Она не кричала, нет, она тихо и жалобно шептала:

– Анна, ведь это же ты, правда? Ну, пожалуйста, не уходи! Мне так страшно, я не знаю, где я, зачем меня сюда привезли! Это же я, Ксюша! Я работала горничной у Жанны Кармановой, а ты там в гостях была, а потом куда-то неожиданно уехала.

Она еще что-то говорила, захлебываясь и глотая слова, но я уже не слышала. В голове зазвенело, шум в ушах нарастал, резкая боль пронзила висок. Я сползла по стенке и, похоже, ненадолго отключилась. Когда я пришла в себя, за дверью было тихо. Медленно поднявшись, я продолжила обход. В палату, где была эта странная женщина, решила больше не заглядывать. Надо же, а с виду совсем нормальная, жалко ее как! Она мне кого-то напомнила, эти черты лица я видела, знаю, но кто это, никак не могу вспомнить. Ладно, воспоминание само найдет дорогу. Но почему я так бурно среагировала на бред этой женщины, что спрятано в моей голове? То от вида Майорова в обморок шлепаюсь, то от имени Анна, что за чушь!

Когда я вернулась на пост медсестры, возле закончившей боевую раскраску Томули уже пристроился гигантский парнишка. И где администрация такие особи выискивает, хотела бы я знать? Что Томочка, что Валера – все словно из секции борьбы сумо. Представив медсестру в наряде борца сумо, я не удержалась и хихикнула. Обернувшись и увидев меня, Тома дружелюбно констатировала:

– Ну вот, улыбаешься, и правильно, а то уходила – смех просто! Бледная, трясущаяся, глазки в кучку. Убедилась теперь, что ничего страшного, все под контролем?

– Так-то оно так, но я по-прежнему слабо представляю себе, как кормить привязанных пациентов, – уныло шмыгнула носом я.

– А чего их кормить! – заржал Валерик. – Сами пожрут, а я рядом постою, проконтролирую, чтобы ложки не слопали, ребята ушлые, всякое бывает.

– Так мы с вами их до обеда будем завтраком угощать, – расстроилась я.

– Еще чего! – возмутился санитар. – Через полчаса привезут их пайку, давай, поторапливайся, нам за это время этим… постели сменить надо.

– Посчитала, сколько комплектов надо? – деловито встряла Тома. Я ответила, и медсестра, сходив в кладовую, вынесла мне требуемое количество.

– Бегом марш! – бодро скомандовал Валера, и мы поскакали.

Не так страшен черт, как его малюют. Неожиданно для меня все и на самом деле оказалось довольно простым делом. Все пациенты, очевидно, очень хорошо были знакомы с изысканными манерами Валерика, поэтому не бузил никто. Конечно, приятного мало перестилать обгаженные и смердящие постели, но что сделаешь. Если у тебя диагноз олигофрена, на лучшую работу рассчитывать не приходится. Определенная сноровка у меня уже наработалась, поэтому со сменой белья мы закончили быстро. А тут и завтрак для контингента подвезли. Когда мы вернулись к Томе, прелестница была занята выуживанием из огромной кастрюли с сосисками экземпляров поаппетитней. Валера с энтузиазмом присоединился к ней.

– Вы что, еще не завтракали? – слегка удивилась я.

– Здрасьте на вас! – набитым ртом прошамкала Томуля. – Завтракали, конечно, но это когда было! Уже целый час прошел!

– Точно! – поддержал ее санитар. – Я уже и устать успел, пока этих… перепеленывали. Давай, Уля, присоединяйся! – и он выловил из кастрюли очередную сосиску.

– А в этом отделении что, количество еды не нормировано, как в других? – наивно спросила я. – Наверное, для тяжелых больных усиленное питание положено? – проводила я взглядом двадцатую сосиску, исчезающую в коллективной пасти этих крошек.

– Слышь, Тома, усиленное питание! – толкнул подружку в бок Валера и оглушительно зареготал, другим словом издаваемые им звуки не назовешь. – Ой, не могу я с этой дурочки! – И они радостно захрюкали вместе.

Наконец изможденные малютки насытились, и мы отправились с Валерой кормить остывшим и еще более скудным, чем раньше, завтраком больных. Эта процедура тоже была четко отлажена. Тем, кто не был зафиксирован на кроватях, еду протягивали в окошко, а лежачих Валера отвязывал, и они, как ни странно, справлялись с едой на удивление быстро, боязливо косясь на каменную физиономию санитара. Вскоре мы подошли к комнате, где была та женщина. Сердце мое почему-то заколотилось так, что казалось, сейчас выскочит наружу, разорвав грудную клетку. Я открыла окошко и сразу наткнулась на пристальный, молящий взгляд Ксюши, кажется, так она себя назвала. Даже Валера обратил внимание на этот взгляд, но истолковал его по-своему:

– Ишь, как проголодалась! Эта из новеньких, ее и еще одного мужика к нам недавно перевели. Мужик буянил сильно, пришлось его пока зафиксировать, он в соседней палате лежит. Гордый, на первых порах жрать отказывался, но после принудительного кормления быстро все понял, теперь не буянит, успокоился. Врач сказал, что завтра, может быть, его переведут на самостоятельный режим. Ладно, не мучай ее, дай ей поесть. А она ничего, хорошенькая! – плотоядно заулыбался вдруг Валера. – И как это я раньше не разглядел! Не скучай, я как-нибудь заскочу к тебе, утешу! – От такой перспективы несчастная побледнела и ее взгляд, устремленный на меня, стал еще пронзительнее. Я молча протянула ей еду и захлопнула окошко.

В соседней палате действительно лежал привязанный к кровати худой мужчина аристократичного вида. Почему я решила, что именно аристократичного – не знаю, но тонкие черты лица, пусть и обветренного сейчас, длинные и тонкие кисти рук, огрубевших, но все равно изящных – все вызывало в памяти только это слово – «аристократичный». Когда я в первый раз делала обход, я уже заходила сюда, но тогда я особо не присматривалась к пациентам, меня больше интересовало состояние постелей. У этого пациента все было чисто. Валера отвязал его, мужчина потер затекшие кисти рук и, не глядя на меня, прошел в туалет. К моменту его возвращения я уже поставила на тумбочку его завтрак. Он подошел и сел на кровать, все так же не поднимая на нас глаз. Это почему-то задело Валеру.