Из населенных мест Ростово-Суздальской земли Начальной летописи известны только упомянутые уже нами: Ростов на озере Ростовском, или теперешнем Неро, Белоозеро и Суздаль, в 1094 году разоренный Олегом (Лавр., с. 108). В Суздале указывается двор Монастырский Печерский и на нем церковь Св. Димитрия, поставленная митрополитом Ефремом (Там же). В окрестностях его урочище Кулачьк (Колачьк), на котором Мстислав Мономашич нанес решительное поражение черниговским Святославичам (Там же, с. 109). Эта местность приурочивается к Колокше, впадающей с правой стороны в Клязьму несколько выше Владимира.

Николай Павлович Барсов (1839–1899) – выпускник филологического факультета Санкт-Петербургского университета – был практически ровесником одного из самых, если не самого знаменитого, из историков Древней Руси Василия Осиповича Ключевского (1841–1911). Эти две фигуры русской историографии объединяет не только поколение, но прежде всего близкое сходство их исследовательской проблематики – сочетание критического анализа древнерусских летописей и других письменных источников (die Quellenkritik) и реконструкции на этой основе исторической географии и этнографии Восточной Европы эпохи Средневековья. В отличие от своего именитого современника Н. П. Барсов не выпустил своего общего курса русской истории и не завершил работу над «Историко-географическим словарем», опубликовав лишь первую его часть, поэтому он остался в историографической тени. Хотя среди специалистов он пользуется исключительным признанием, а две его основные работы по исторической географии Руси до сих пор не утратили своей научной значимости.

Первая большая книга Н. П. Барсова, посвященная исторической географии Древней Руси, вышла в 1865 году, это был первый выпуск «Материалов для историко-географического словаря России»[269]. В это время Н. П. Барсов был учителем истории и географии в Виленском учебном округе. В 1871 году он становится библиотекарем и затем ординарным профессором Императорского Варшавского университета. В 1873 году выходит в свет первое издание его магистерской диссертации «Очерки русской исторической географии. География Начальной летописи»[270]. В 1885 году публикуется второе издание, исправленное и дополненное[271]. Именно это второе издание наиболее полно отражает авторский замысел, в то время как первое является публикацией диссертации[272]. В нем также учтены поправки и дан ответ на обстоятельную рецензию на первое издание Леонида Николаевича Майкова (1839–1900) в 1874 году в «Журнале Министерства народного просвещения»[273]. Рецензия крайне благожелательная, хотя и содержащая предметную критику многих положений Н. П. Барсова.

Работы Н. П. Барсова были опубликованы в 60–70-х годах XIX века, то есть в очень интересный и несколько недооцененный период русской исторической науки, когда уже заканчивались «большие нарративы» и «общие курсы» русской истории. «История государства Российского» «русского Лоренса Стерна» и одновременно «последнего летописца» Николая Михайловича Карамзина (1766–1826) уже воспринималась как почти безнадежная архаика. Михаил Петрович Погодин (1800–1875) уже опубликовал свои основные исторические труды «Исследования, замечания и лекции о русской истории» (с 1846 по 1856 год), и его последующая книга «Древняя русская история, до монгольского ига» (1871) считалась уже устаревшей. С 1851 по 1879 год вышли в свет тома «Истории России с древнейших времен» Сергея Михайловича Соловьева (1820–1879). Традиция «большого текста по истории», конечно, надолго закрепится и будет пользоваться некоторым уважением в отечественной науке, но не этот жанр уже будет определять интеллектуальный климат и формировать базовые принципы исторического исследования. С третьей четверти XIX до начала XX века историки и филологи будут уже заниматься конкретными историческими, текстологическими и лингвистическими штудиями. Переход от общих проблем к частным вопросам и поискам решений исторических головоломок (языковых, хронологических, географических) стал подлинным признаком нового состояния науки.

В это время также в уже уходящем прошлом осталась чрезвычайно полезная в свое время, но уже малопродуктивная в середине XIX века полемика с «большим нарративом» русской истории со стороны т. н. «скептической школы». Прежде всего, конечно, в лице ее основателя Михаила Трофимовича Каченовского (1775–1842)[274]. «Профессора большого нарратива» и «скептики-полемисты» вели своего рода спор об универсалиях отечественной истории, который сводился к общим вопросам: «Был ли Нестор?», «Можно ли ему верить?» и др. Это была борьба общих идей, а не дискуссия с аргументами и контраргументами. Во второй половине XIX века вопросы об истории текстов и стоящих за ними исторической реальности ставились историками и филологами уже конкретно. Положительную роль здесь сыграла дискуссия по «варяжскому вопросу» о происхождении руси и варягов. С одной стороны, выступали в основном Степан Александрович Гедеонов (1816–1878) и Дмитрий Иванович Иловайский (1832–1920). С другой – Арист Аристович Куник (1814–1899), Михаил Петрович Погодин, Василий Григорьевич Васильевский (1838–1899). Итог полемики пытался подвести примерно в 1876 году В. О. Ключевский[275]. Самым ценным моментом этого спора был вынужденный переход от общих идей и собственных представлений (не важно, научных или общественно-политических) к конкретным аргументам, конкретным фактам истории и лингвистики, без которых уяснить вопрос о происхождении руси, исходя из общих соображения, было невозможно. Эти две ключевые дискуссии XIX века по истории ранней Руси – «обороняющих русскую летопись» и скептиков и «норманистов» и «антинорманистов» – стали подлинными внутренними «цеховыми» двигателями исторической мысли и филологического мастерства в России[276].