Экскурс в историю Смутного Времени продолжился в Нижнем Новгороде. Царь пожелал спуститься в склеп Кузьмы Минина. Осмотрел простенькое надгробие и велел изготовить достойную гробницу, перенести ее в собор рядом с захоронениями местных князей. Да и Нижний Новгород Николай захотел украсить. Указал, как спланировать красивую набережную, место для общественного сада. Поездкой по Волге он был доволен. Писал: «Край процветает, везде видна деятельность, улучшение, богатство, ни единой жалобы, везде одна благодарность, так что мне, верному слуге России, такая была отрада» [67].

Повернули на Владимир с его древними соборами, гробницами великих князей. Царю понравилось содержание здешних больниц, богадельни, дома умалишенных. Но за состояние тюрьмы он устроил крупный разнос. Через Москву Николай вернулся в Петербург и почти сразу же засобирался вместе с наследником в Берлин – царица отправилась туда к отцу, и муж решил устроить ей сюрприз. Помчались на перекладных, опять инкогнито, и через 5 дней были уже в столице Пруссии. Государь объявил, что приехал только как родственник, не собирается заниматься никакой политикой.

Однако визит стал не только личным. Британская, французская пресса и вторящие ей германские журналисты успели сильно испортить среди немцев репутацию царя и России. Теперь император в одиночку, без охраны гулял по Берлину, бывал в театре, на балах. Его простота и доступность лучше всякой пропаганды развеивала предубеждения. Немцы видели царя и на парадах вместе с их королем, их дружбу. Видели, как Николай и его наследник по просьбе короля проводили занятия с прусскими войсками. Отношение к России быстро и разительно переменилось.

На обратном пути царь согласился посетить и Варшаву. Жители восприняли это как знак высочайшей милости! Благодарили, толпы горожан приветствовали его радостными криками. Но даже в дальних путешествиях Николай не оставлял других дел. 2–3 раза в неделю фельдъегеря доставляли ему бумаги из Петербурга, и государь принимался за них сразу же, иногда и по ночам, невзирая на усталость. Документы он не просматривал, а всегда читал внимательно, и через сутки-двое тот же фельдъегерь мчался обратно, увозя его резолюции.

Хотя в те времена путешествия были совсем не легкими. В этой же поездке, при возвращении из Берлина с женой, царские экипажи застряли в распутице. Свита и все грузы отстали. В домах, где останавливались на ночлег, императрица и дочка Мария вынуждены были даже белье брать у хозяек. А при переправе через Двину возле Риги по реке пошел лед. Царскую чету с трудом перевезли на пароме, отталкивая и разбивая льдины, но остальным Николай переправляться запретил – слишком опасно.

Ну а польские террористы начали на императора настоящую охоту. В 1835 г. он собрался в Калиш на общие маневры русских и прусских войск, а оттуда в Прагу, на свидание с прусским королем и австрийским императором. Паскевичу написал: «Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божьей ничего не будет, и совершенно спокоен». Перед этой поездкой царь составил завещание. Хотя меры предосторожности все-таки начали предпринимать. Паскевич «разгласил» ложный маршрут Николая, направил туда конвой для охраны, а император проскочил инкогнито другой дорогой [68]. Впрочем, опасности бывали и куда более прозаические. В 1836 г. в обычном путешествии по стране царский экипаж перевернулся на ухабах, Николай Павлович сломал ключицу.

Террористы жаждали убить «душителя свободы». А царь в это же время снова занялся проблемой освобождения крепостных. В 1833 г. он издал указ, запрещавший продавать крестьян с публичных торгов. В своих замыслах ликвидации крепостного права Николай нашел единомышленника, генерала Павла Дмитриевича Киселева. Он был либералом, вероятно, масоном. Но служил честно, представлял Россию при правительствах Молдавии и Валахии. Изучая его доклады, царь обратил внимание на мысли об освобождении крестьян и в 1834 г. вызвал в Петербург. Он долго беседовал с Киселевым, показал массу документов, собранных им по данной теме. Говорил: «Я знаю, мы займемся этим когда-нибудь: я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ибо мы оба имеем те же идеи, питаем одни и те же чувства в этом важном вопросе, которого мои министры не понимают, который их пугает».

Царь ввел Киселева в Государственный совет, а в марте 1835 г. создал новый Секретный комитет по крестьянской проблеме. В следующем году Николай преобразовал его в V Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. А в 1838 г. на базе V Отделения учредил Министерство государственных имуществ во главе с Киселевым. Было разработано и принято новое Положение об устройстве и управлении государственных крестьян. Малоимущим и малоземельным обеспечивалась поддержка за счет казны – ссуды, распределение дополнительных наделов.

Эти меры помогли существенно повысить благосостояние государственных крестьян, недоимки по податям за время правления Николая I снизились вдвое. Но в вопросе освобождения крепостных усилия царя и Киселева опять утыкались в противодействие всей дворянской верхушки. Удавалось реализовать лишь косвенные меры. Ограничивались права помещиков по отношению к крепостным. Для них расширялись возможности выкупа на волю. А за соблюдением прав крестьян налаживался государственный контроль, защищая их от произвола. Такие меры оказывались тем более эффективными, что мелкие дворяне разорялись, значительная часть имений была заложена и находилась под государственной опекой.

Законодательная деятельность императора не ограничилась созданием полного Свода. Появились первый закон об акционерных обществах, Вексельный устав, Городовое положение Санкт-Петербурга – оно стало образцом для реформы городского управления по всей стране. По инициативе Николая I было составлено Уложение о наказаниях – первый в России кодекс уголовного права. Началась кодификация законов Финляндии, был принят отдельный Свод законов для кочевых инородцев Восточной Сибири.

Но царю приходилось сталкиваться с делами самого широчайшего спектра. В последующие времена возникло немало спекуляций о гонениях Николая I на старообрядцев. Хотя в этом вопросе пора внести ясность. Против старообрядческих богослужений государь никогда не возражал и неоднократно напоминал чиновникам – преследовать за верность старым обычаям нельзя. После побед над турками в подданство России перешло немало некрасовцев. На их основе царь создал Дунайское казачье войско. Другие предпочли труд рыбаков, перевозчиков. Никаким гонениям они не подвергались, Николай Павлович разрешил им построить в Измаиле свою каменную церковь, и даже «со звонами» (с колоколами) – некрасовцы восприняли это как великую милость со стороны императора.

Старообрядцами оставалась и значительная часть терских, донских, сибирских казаков. Уральские приняли единоверчество – отправляли богослужения по старым обрядам, но подчинялись Синоду, имели официально поставленных священников. Другие стали «беспоповцами», жили вообще без священников, сами выбирали «уставщиков». Раз или два в году за плату нанимали и привозили к себе обычного священника Православной Церкви, и он скопом крестил всех родившихся детей, венчал всех молодоженов, служил полный чин отпевания умерших.

Военное и гражданское руководство воспринимало это вполне нормально – зная службу казаков, их боевые качества. Но церковное начальство катило на казаков нападки с обвинениями в «раскольничестве», «сектантстве». Николай в данном случае принял сторону казаков. В 1836 г. издал указ, подтвердивший повеление Петра I – дозволить казакам отправлять богослужение по своим обрядам и не задевать их. После этого слишком рьяные церковники сокрушались, что на Тереке «раскольники открыто строили молитвенные дома, открыто держали беглых попов, заводили секты, а начальниками станиц назначались явные раскольники, даже между командирами Гребенского и других полков встречались раскольники».