— Будьте так добры, не трепитесь о моей связи направо и налево. Мне только разборок с женой не хватало!

— Тогда расскажи обо всем в милиции сам, если тебя вызовут, — посоветовал Марк. — Остальных нам просвещать незачем.

Глыба отвернулся, сунул руки в карманы и, не простившись, зашагал к своему подъезду. Я пересела на свое место и с третьей попытки завела машину.

— Ну и чего мы добились? Где обещанное признание, Прошка? Или ты уже переменил свое мнение насчет личности убийцы?

— М-да-а, — уныло протянул Прошка. — Ничего-то у нас не вышло! Если бы Глыба как-то снял с себя подозрения, был бы хоть какой-то прок. А так — от чего ушли, к тому и вернулись. Мотив у него был, возможность — весьма вероятно, а улик никаких.

— А как вам показалось его поведение? — поинтересовался Марк. — Похоже на поведение убийцы?

— Можно подумать, мы с убийцами каждый день общаемся, — проворчал Прошка.

— Не похоже, — решила я. — Он злился вполне искренне. Никакой наигранности я не заметила.

— Мне тоже так показалось, — кивнул Марк.

— А я с самого начала предполагал, что это не Глыба, — сообщил Леша. — Зачем ему было лазить в квартиру Лёнича? Какие улики мог хранить Мефодий? Ведь не фотографировал же он любовников! Я уж не говорю о визите в мою квартиру…

— В общем, только напрасно время потеряли, — вздохнув, подвел итог Прошка. — Лучше бы Генриха дождались, может быть, Гусь спьяну уже во всем ему сознался.

— Ну, какой-то прок от этой поездки все же есть, — заметила я. — Теперь Глыба не будет так уж рваться на Петровку с разоблачениями.

Дома нас встретил встревоженный Генрих.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, показавшись в дверях кухни, когда мы заполонили прихожую.

— Да нет вроде, — успокоил его Марк, вешая куртку. — Так, ездили проверить одну гипотезу. Варвара, ты рассказывала Генриху о встрече с безугловской пассией?

— Когда? В машине, пока мы транспортировали рыдающего Мищенко? Так Гусь всю дорогу выступал соло. И потом не могла же я разглашать тайны следствия при подозреваемом, пусть и пьяном в дым? Как он, кстати, Генрих?

— Уснул. Не знаю, в каком состоянии проснется. Надо бы позвонить ему завтра утром.

— Завтра нам самим небо с овчинку покажется, причем без всякого похмелья. Так что Мищенко придется сражаться со своей депрессией самостоятельно. Пошли в гостиную, обсудим положение.

— А не заморить ли сначала червячка? — с плохо скрытым воодушевлением предложил Прошка.

Марк фыркнул:

— Тот, что обитает в твоем желудке, зовется боа-констриктором, его ничем не проймешь.

— Plenus venter not studet libenter, — изрек Леша.

— Все, хватит о жратве. Вы и голодные-то сообразительностью не блещете. Прения закрыты, идем в гостиную.

Прошка уныло поплелся в указанном направлении, всем своим видом выражая вселенскую скорбь. У остальных вид тоже был далеко не счастливый, правда, по иной причине. Расположившись в креслах и на диване, мы рассказали Генриху о своих подозрениях по поводу Глыбы и о неудачной попытке выбить из подозреваемого признание.

— Глыба не скрывает злобы, которую вызывает у него Мефодий. Более того, он даже не стал отрицать, что его подружка, рассказывая о нечаянной встрече с покойным, возможно, и называла фамилию Лёнича, — подытожил Марк. — Но он категорически утверждает, что не помнит этого и вообще до пятницы не представлял себе, кто такой Великович. Ну и естественно, с пеной у рта настаивает на своей невиновности. Как это ни печально, у нас с Варварой сложилось впечатление, что он не врет.

— А я думаю — вполне может врать, — не согласился Прошка. — Помните его дурацкие студенческие розыгрыши? Керосин, налитый в бутылку из-под подсолнечного масла, когда у Чернова был жуткий насморк, натертые мылом полы в комнате Суханова и Пивоварова, шоколадные конфеты с ликеро-пургеновой начинкой? Атропин в портвейне — шутка как раз в его вкусе.

— Ну все-таки столько лет прошло, — неуверенно сказал Генрих. — Наверное, он с тех пор поумнел.

— Горбатого могила исправит.

— А мне кажется подозрительным Мищенко, — высказал свое мнение Леша. — С чего бы ему убиваться по Мефодию, который ничего хорошего ему не сделал?

Генрих вздохнул, потер лоб и неохотно выдавил из себя:

— Вообще-то Мищенко действительно за что-то себя казнит. Он несколько раз заговаривал о своей вине. Но у меня сложилось впечатление, что Игорек считает смерть Мефодия самоубийством. Как вы понимаете, он выражал свои мысли не очень внятно, поэтому не берусь утверждать наверняка.

— Леша, а не ты ли говорил, что не веришь в виновность Глыбы, потому что ему незачем было забираться в квартиру к Лёничу и тем более к тебе, — напомнила я. — А зачем, по-твоему, туда полез бы Мищенко? Если он и отравил Мефодия, то неожиданно для себя. Гусь не рассчитывал встретить его у Генриха, атропин же носил с собой, потому что подумывал о самоубийстве, — такова была наша версия? Как впихнуть в нее исчезновение ключей и загадочного воришку, который ничего не украл?

— Не знаю, — признался Леша. — Но ведь мы пока не впихнули воришку ни в одну версию…

— Как это не впихнули! — Марк хищно подался вперед. — Мы решили, что шарить по квартирам мог Архангельский — в поисках улик, которые указывают на него как на убийцу.

— Да, но у Архангельского нет мотива, — напомнил Леша. — Если, конечно, не принимать всерьез Прошкины выдумки.

— Почему это не принимать?! — возмутился Прошка. — Отличный мотив, комар носа не подточит! И я что-то не упомню, чтобы вы привели хоть один убедительный контрдовод. Получается, вы отбрасываете эту версию только потому, что ее автор — я? Завидуете моему интеллектуальному превосходству?

— Завидуем твоему апломбу, — поправила я. — Ничем, кстати, не оправданному. Если Серж пошел на убийство из-за своих противоестественных наклонностей, которые продемонстрировал Мефодию, то за какими уликами он лазил к Лёничу и Леше? Может быть, Мефодий любовно хранил фотографии, где он и Серж предаются порочной страсти?

— Слушайте, мы толчем воду в ступе, — раздраженно сказал Марк. — Нужно зайти с другой стороны, а то так и будем талдычить одно и то же до завтрашнего утра. К примеру, возьмем атропин. Почему убийца применил именно его? Может, у него плохое зрение? Недавно побывал у окулиста, и ему капали атропин в глаза?

— Приговаривая при этом, что пить эту гадость ни в коем случае не стоит? — уточнила я с ехидцей.

— А может быть, прав Лёнич: атропин выбрали, чтобы подставить его? — предположил Леша. — Зная, что у него жена окулист.

— Да, мы как-то совсем упустили это из виду! — встрепенулся Прошка.

— Но, по словам Лёнича, у него нет врагов, — заметил Генрих.