Как это ни странно, Люси не почувствовала себя в большей безопасности, когда зажегся свет. Страх усилился, стал почти болезненным, он отравленной стрелой пронзал ей внутренности, давил на мочевой пузырь.

Обезумевший внутренний голос кричал: "Беги отсюда! Прыгай в машину! Лети, не оглядываясь, в Париж!"

Но она не послушалась. Люси чувствовала, что прошла точку "невозврата" и у нее осталось единственное решение—нырнуть на самое дно своего страха.

Она скинула плащ, не выпуская из ладони гранату.

Ночь была влажно-теплой, но голые руки и ноги Люси пробирал озноб. Вонь камнем давила на грудь, вызывала позыв к рвоте, била по нервам.

—Здесь есть кто-нибудь?

Ватная тишина поглотила ее голос, прозвучавший тихо и жалобно.

Люси решила обойти комнаты первого этажа —гостиную, столовую и кабинет —и не нашла там ничего, кроме старомодной мебели и нескольких ничего не стоящих безделушек. В кухне и чулане сохранились следы недавней жизнедеятельности людей: объедки, крошки, грязная посуда в раковине. Вот уж раздолье мышам, так раздолье, судя по кучкам помета на клеенке и фаянсовых столешницах. В кухне тоже пованивало заброшенностью и протухшей едой, но этот запах был все-таки не так ужасен, как вонь, стоявшая в холле.

Внезапно Люси показалось, что она слышит над головой какой-то шум. Сердце снова запрыгало галопом, палец плотнее прижался к кнопке на гранате.

—Кто тут?

Ответом ей стала барабанная дробь ливня по стеклам.

Люси вернулась в холл, решив обследовать все этажи дома. Душа Люси разрывалась надвое: больше всего на свете ей хотелось сбежать, но что-то заставляло продолжать. По натуре Люси была скорее робкой и никогда не любила деревню —здесь всегда было слишком тихо, поэтому любой шорох или скрип звучал оглушающе громко. Люси начала подниматься по лестнице, держа гранату в поднятой над головой руке. Она никогда бы не поверила, что способна на такое опасное предприятие — обследовать ночью в одиночку стоящий на отшибе пустой дом.

Преодолев первый пролет лестницы, Люси вышла на просторную площадку второго этажа, куда выходило несколько деревянных дверей. Она нащупала на стене выключатель, повернула рычажок. Зажглась свисавшая с потолка голая лампочка без абажура. Черные, заляпанные половицы паркетного пола покрывал ветхий ковер.

Люси открыла первую дверь по левой стене, размахивая гранатой как пистолетом. Она осторожно прошла внутрь: розоватые обои, неубранная кровать, стол, заваленный бумагами и карандашами, этажерки с книгами и дисками.

Люси поморщилась: вонь здесь была почти невыносимой.

Она принялась искать ванную или туалет, прошла мимо абсолютно пустой комнаты и тут заметила в левом углу на площадке приоткрытую дверь с фарфоровой табличкой: "Ванная комната". Люси не глядя нашла на косяке выключатель, зажгла свет и ввалилась внутрь.

Зрелище, открывшееся ее глазам, заставило Люси окаменеть на пороге. На унитазе сидела полуголая женщина со спущенными до щиколоток трусами. Люси пробормотала: "Извините!", собираясь выскочить в коридор, и только тут заметила, что голова женщины находится под каким-то странным углом к плечам, а под подбородком, на шее, разъехался в улыбке еще один, лишний, рот.

Взгляд ее скользнул ниже —на пропитанный засохшей кровью халат, грудь и складки живота в бурых пятнах.

В этот момент из глубин подсознания всплыло наконец детское воспоминание — она опознала природу вони, пропитавшей весь дом. Так пахло на бойне. Ее учительница, воинствующая вегетарианка, решила, что дети должны знать, откуда берется мясо, которое они едят в школьном буфете, и отвезла свой второй класс на бойню в парижском предместье.

Против собственной воли Люси опустила взгляд на труп. Мертвая женщина сидела, привалившись плечом и головой к стенке и выставив напоказ перерезанное от уха до уха горло. Сколько времени она мертва? Если судить по восковой бледности кожи, уже много дней.

Почувствовав подступающую рвоту, Люси зажала пальцами нос, круто развернулась на каблуках, чтобы кинуться прочь, и тут заметила нечто, плававшее в ванне в густой бурой жидкости. Ей понадобилось добрых десять секунд, чтобы опознать в этом нечто голову, обрамленную длинными темными волосами. Голова принадлежала девочке-подростку лет двенадцати-тринадцати: широко открытые остекленевшие глаза невидяще смотрели на Люси, а из-под воды маленьким островком выступала голая коленка. Затылок девочки упирался в краны, а подбородок и нижняя губа скрывались под окрашенной ее собственной кровью водой. От ужаса и отвращения глаза Люси затуманились слезами. Она едва успела наклониться вперед, и ее вывернуло наизнанку.

Потом она выползла на лестничную площадку и прислонилась к стене, чтобы не упасть: ее тело сотрясала дрожь, рот наполнял горький вкус желчи.

Люси понадобилось минут десять, чтобы унять дрожь. Первые капли мочи —горячие, едкие —пропитали хлопковые трусики. Перестав сдерживаться, она присела и начала писать прямо на ковер. Процедура затянулась, потому что Люси пыталась не забрызгаться, к тому же ей казалось, что кто-то наблюдает исподтишка —ну точно как в Сети. Но она не в кабине стриптизерши, не в той залитой светом стеклянной тюрьме, которая ограждала ее от безумных желаний интернет-маньяков, —рядом, в ванной, лежали настоящие трупы, покрытые настоящей запекшейся кровью, с настоящими ранами, через которые улетучились их настоящие жизни.

Люси услышала... —или ей показалось, что услышала? —шум шагов этажом выше. Придя в ужас, она снова выхватила гранату из кармана и уставилась на череду узких ступенек лестницы на третий этаж. Собрав последние силы и остатки мужества в кулак, Люси поднялась, одернула юбку, перекинула плащ через плечо и ринулась к центральной лестнице. Над ее головой снова послышались шаги по паркету. Кто-то догонял ее. В этот момент Люси зацепилась каблуком за ступеньку, потеряла равновесие, полетела вниз и осталась лежать почти без чувств на холодном каменном полу вестибюля. На какое-то мгновение Люси задумалась, а что, собственно, она здесь делает, все казалось таким нереальным, даже... виртуальным. В памяти всплыло лицо Девы Марии во всей ее мраморной чистоте.

Звук шагов приближался. Люси уже слышала чье-то свистящее шумное дыхание. Граната со слезоточивым газом выпала у нее из рук и подкатилась к застекленной входной двери. Люси попыталась встать, но ей не хватило ни сил, ни храбрости. Голова кружилась, руки-ноги дергались, спину сводило судорогой, а правая лодыжка разрывалась от невыносимой боли.

Чья-то тень замаячила на завешенной гобеленом стене лестничного пролета.

—Люси?

Йенн не переставал удивляться скорости, с которой распространялась идея кочевого образа жизни.

Приверженцы учения Ваи-Каи не довольствовались концептуальным, духовным кочевничеством: они покидали дома, чтобы следовать за Учителем по городам и весям, а к себе пускали пожить тех, кто съезжался из других мест. Символ двойной змеи (двойная цепочка ДНК), выгравированный на дереве, меди или бронзе, отпечатанный на бумаге или попросту нацарапанный на дверях и стенах, служил паролем, приглашая разделить жизнь нового сообщества. Гостей просили об одном —платить за воду, газ, электричество и телефон, а перед отъездом все приводить в порядок. Долгие отлучки законных владельцев создавали определенные трудности с налоговыми органами и оплатой счетов, так что новые кочевники нередко ночевали в помещениях с отключенной водой и вырубленным электричеством. Проблемой становились и отношения с соседями: люди плохо привыкали к бесконечной череде новых лиц, не могли смириться с фактической отменой частной собственности, ставящей под сомнение законность их собственных прав. И все-таки, несмотря на трения и юридические сложности, движение новых кочевников ширилось, дискуссионные форумы на сайтах Ваи-Каи посещало все больше людей. В эпоху мобильников и ноутбуков связь между кочевниками не прерывалась ни на минуту, "парк" общинных домов и квартир непрестанно увеличивался, число адресов на сайтах росло. Никто не взялся бы сказать, сколько именно мужчин и женщин оставили работу, продав пакеты акций и облигации, которыми владели, чтобы следовать за Ваи-Каи (объявления о времени и месте проведения его лекций вывешивались в Интернете), встраиваясь в невыносимую легкость бытия бродяг.