Талейт приблизился к доктору вплотную, поглаживая рукоятку маленького кинжала на поясе.

– Вы что-то скрываете, доктор? – произнес он с откровенной угрозой в голосе. – Как видно, выполняя распоряжение канцлера, вы узнали нечто важное?

Бартоломью мысленно послал к чертям де Ветерсета, взвалившего на него тягостное поручение, и его болтливых клерков, не преминувших разболтать об этом всему городу. Потом он выругал себя за неумение убедительно лгать. Будь на его месте находчивый Майкл, он сумел бы вытянуть из шерифа что угодно. Бартоломью лишь молча покачал головой и встал, намереваясь уйти. Однако Талейт положил ему руку на плечо и заставил опуститься обратно на стул. Бартоломью бросил тоскливый взгляд в сторону открытой двери. Конечно, он без труда справился бы с тщедушным Талейтом. Но во дворе его наверняка остановили бы солдаты шерифа. Словно прочитав мысли доктора, Талейт позвал стражников, и двое дюжих молодцов встали в карауле у дверей.

– Вы разумный человек, доктор, – произнес шериф, извлекая из ножен кинжал и играя им. – Если вы попытаетесь бежать, вам не уйти отсюда живым. Сейчас у нас есть два пути. Я могу посадить вас под арест и допрашивать до тех пор, пока вы не выложите мне все, что знаете. Или вы расскажете мне добровольно. Какой путь кажется вам предпочтительным?

Бартоломью пребывал в полном смятении. Он явился к Талейту с твердым намерением открыть то немногое, что было известно об убийствах женщин, – рассказать о кровавом знаке, который оставлял злоумышленник, а также о возможной связи между козлиной маской в гробу и колдовскими сектами. Хотел он сообщить и о том, что к смерти гулящих женщин может иметь отношение Николас из Йорка. Но теперь доктора одолели сомнения. Подозрение, что шериф является членом одной из нечестивых сект, практикующих черную магию, с каждой секундой крепло в душе Бартоломью. Нарочитое равнодушие, с каким шериф принял известие об обнаруженной в гробу козлиной маске, показалось Бартоломью весьма странным. Может статься, Талейт знает, кто повинен в убийствах, но руки его связаны, ибо он принадлежит к той же общине, что и преступник. Доктор уже успел понять, что члены общин и гильдий горой стоят друг за друга.

– Я рассказал вам все, что мне известно, – отчеканил Бартоломью, стараясь привести в порядок скачущие мысли. – Я хотел лишь узнать, не оставил ли преступник на телах других убитых женщин каких-либо таинственных знаков. Возможно, там были символы, связанные с козлом, подобно той маске, что мы обнаружили минувшей ночью.

По себя Бартоломью отметил, что почти не кривит душой. Ему и в самом деле было известно не многое. Связь между убийствами, черной магией, городскими общинами и университетом пока что оставалась лишь догадкой и смутно брезжила в его сознании.

– Что за околесицу вы несете, доктор! – злобно проскрежетал Талейт. – Вы же собственными глазами видели четверых из пяти жертв. И имели возможность убедиться, что никаких козлов, живых или мертвых, рядом с ними не было!

– Я говорю о тайных знаках, а не о живых или мертвых козлах, – пожал плечами Бартоломью. – Вы спросили, что мне удалось узнать, и я поделился с вами своими предположениями. По моему скромному разумению, прежде всего необходимо выяснить, что объединяет все эти убийства. Именно так мы можем найти нить, которая приведет нас к преступнику.

– А по моему скромному разумению, ваши предположения смехотворны, – надменно заявил Талейт.

Спрятав кинжал в ножны, он вплотную приблизился к Бартоломью.

– На это раз я, так и быть, отпущу вас восвояси, доктор. Можете продолжать свое дознание относительно мертвого монаха из университетского сундука. Но если вам удастся выяснить какие-либо обстоятельства, проливающие свет на убийства городских шлюх, вы должны незамедлительно поставить меня в известность. И упаси вас бог что-либо утаить. Как только я узнаю об этом, я тотчас отдам приказ о вашем аресте. И никакие протесты и жалобы университетского правления не облегчат вашу участь.

На Бартоломью угрозы Талейта не произвели сильного впечатления, и он невозмутимо поднялся со стула. Шериф явно недооценивал силу университета, неизменно находившего поддержку у церковных властей. Посмей Талейт арестовать Бартоломью, подобный шаг был бы расценен как вопиющее ущемление прав университета, противоречащее основным положениям канонического закона. Объединив усилия, ученые и церковь, несомненно, вынудили бы шерифа освободить узника. Большинство магистров становились церковнослужителями именно потому, что желали заручиться защитой канонического закона.

Талейт эффектным жестом указал доктору на дверь. Пересекая внутренний двор, Бартоломью ощущал на себе холодный взгляд шерифа – вне всякого сомнения, Талейт следил за ним из окна. Дойдя до Большого моста, доктор остановился. Горожане упорно растаскивали камни, из которых был сложен мост, и теперь Бартоломью пытался определить, много ли камней исчезло с тех пор, как он проходил здесь в последний раз. Он оперся на перила и замер, уставившись на бурлившую внизу воду. Как видно, шериф не так уж сильно занят расследованием, сокрушался про себя Бартоломью. По крайней мере, он не стал жалеть времени на запугивание безобидного доктора.

Позднее, вернувшись в Майкл-хауз, Бартоломью подробно передал разговор брату Майклу.

– Я непременно сообщу об угрозах этого бездельника де Ветерсету и епископу, – заявил толстый монах, выслушав товарища. – Не беспокойся, они никогда не допустят твоего ареста. Но хотел бы я знать, с чего это Талейт так на тебя взъелся? Либо он хотел показать нам свое могущество, либо твои расспросы насторожили его не на шутку.

– Но чем я мог так уж сильно его насторожить? – недоуменно вопросил Бартоломью. – Разве что шериф действительно связан с сатанинской сектой. И именно по этой причине плохо ищет убийцу.

– Это вполне возможно, – после недолго раздумья заявил Майкл. – Хотя, наверное, твое предположение кажется мне убедительным, потому что Талейт давно мне не по душе. Все-таки любопытно, почему он так испугался, когда ты упомянул о козлиной маске.

– Я могу предложить одно объяснение: Талейт является членом секты, исповедующей культ сатаны, – ответил Бартоломью. – Мне не раз доводилось слышать, что дьявол предпочитает обличье козла всем прочим.

– Да, это так, – кивнул Майкл. – Рога и раздвоенные копыта – неотъемлемый признак нечистого. Вспомни фреску в нашей церкви. Ту, где изображен дьявол, истребляющий человеческие души.

Перед внутренним взором Бартоломью тут же встала эта фреска. Изображения ада и чистилища встречались в настенной росписи городских церквей весьма часто. Неудивительно, что люди (подобно отцу Катберту и Николасу), которые целыми днями лицезрели подобные картины, становились рьяными членами общин, занятых искоренением греха. Несомненно, им не давала покоя мысль о страшном конце, что ожидает покинувших путь добродетели. Именно такой конец выпал на долю изображенных на фреске грешников. Однако же грех страшил и отталкивал далеко не всех. Иначе среди церковной паствы не нашлось бы отщепенцев, предпочитавших искать спасения и защиты у дьявола.