— Я уже в этом не так уверен.

— Ты пессимист, как всегда. Почему же?

— Что-то в поведении Макарова настораживает меня. Трудно сказать что.

— Поезжай на рудник, Кристиан, и посмотри. Удовлетвори любопытство. Потом трахни свою судью и возвращайся к работе.

Рейчел набрала номер на телефоне, стоящем у кровати, и дала оператору «AT&T» номер своей кредитной карточки. После восьми гудков в ее доме включился автоответчик и ее голосом попросил звонящего оставить сообщение.

— Пол, я в городе под названием Вартберг в Центральной Германии. Вот название отеля и номер телефона. — Она назвала «Золотую корону». — Я позвоню завтра. Поцелуй детей от меня. Пока.

Она взглянула на часы. 17.00. В Атланте одиннадцать часов утра. Может, он повел детей в зоопарк или в кино. Она была рада, что дети с Полом. Просто стыд, что они не могли быть с ним каждый день. Детям нужен отец, а они нужны ему. Это было самое тяжелое при разводе — знать, что семьи больше нет. Она целый год оформляла разводы других в качестве судьи, перед тем как ее собственный брак развалился. Много раз, слушая свидетельства, которые на самом деле ей не обязательно было выслушивать, она думала, почему люди, которые когда-то любили друг друга, не могли сказать ничего хорошего друг о друге. Была ли ненависть предварительным условием развода, его необходимым элементом? Она и Пол не испытывали ненависти друг к другу. Они сели, спокойно разделили имущество и решили, что будет лучшим для детей. Но разве у Пола был выбор? Она ясно дала ему понять, что их брак закончился. Вопрос был закрыт для обсуждения. Пол тщетно пытался отговорить ее, но она был непреклонна.

Правильно ли она поступила? Кто знает.

Кнолль зашел за ней в номер и повел ее в причудливое каменное здание, которое, как он объяснил, когда-то было станционной гостиницей, теперь превращенной в ресторан.

— Откуда вы об этом узнали? — спросила она.

— Я спросил раньше, когда останавливался, чтобы узнать, до которого часа они открыты.

Внутри был готический каменный подвал со сводчатым потолком, витражами в окнах и железными фонарями с завитушками. Кнолль занял один из столиков в дальнем углу. Прошло два часа с тех пор, как они прибыли в Вартберг. Рейчел успела быстро принять ванну и переодеться. Ее спутник тоже переоделся. Джинсы и ботинки заменили шерстяные слаксы, цветастый свитер и рыжие кожаные туфли.

— Чем вы занимались после того, как ушли из гостиницы? — спросила она, когда они сели.

— Купил то, что нам понадобится завтра. Фонари, лопату, ножовку по железу, две куртки. Внутри горы будет холодно. Сегодня на вас были надеты высокие ботинки. Наденьте их завтра — вам понадобится удобная обувь.

— Вы как будто уже занимались такими делами раньше.

— Несколько раз. Но нам нужно быть осторожными. Нельзя ходить в эти горы без разрешения. Правительство контролирует доступ, чтобы люди не подрывались.

— Я полагаю, мы не будем добывать разрешение?

— Нет. Поэтому покупки заняли у меня так много времени. Я покупал у разных торговцев. Понемногу в каждом месте, чтобы не привлекать внимания.

Официант подошел и принял их заказ. Кнолль заказал бутылку вина — крепкого красного вина местного производства, которое настоятельно рекомендовал официант.

— Как вам нравится ваше приключение? — спросил он.

— Это лучше, чем сидеть в суде.

Рейчел обвела взглядом уютный ресторан. Еще около двадцати человек сидели за столиками. В основном парами. Одна компания была из четырех человек.

— Вы думаете, что мы найдем то, что ищем?

— Очень хорошо, — сказал он.

Она была сбита с толку.

— Что вы имеете в виду?

— То, что вы не назвали вслух нашу цель.

— Я полагаю, вам бы не хотелось афишировать наши намерения.

— Вы правильно полагаете. И я все еще сомневаюсь.

— Все не верите тому, что услышали сегодня утром?

— Не то чтобы не верю. Просто я все это уже слышал раньше.

— Но не от моего отца. — возразила Рейчел.

— Нас направил не ваш отец.

— Вы все еще думаете, что Макаров солгал?

Официант принес им вино и еду. Кноллю — дымящийся свиной стейк, ей — жареного цыпленка, на гарнир картофель и салат. На нее произвело впечатление быстрое обслуживание.

— Я лучше отложу свое суждение до утра, — сказал Кнолль. — Дадим старику шанс, как говорят у вас в Америке.

Рейчел улыбнулась:

— Я думаю, это неплохая мысль.

Кнолль указал на ужин:

— Может, поедим и поговорим о более приятных вещах?

После ужина они вернулись в «Золотую корону». Было уже почти десять вечера, но небо все еще было светлым, вечерний воздух был как осенью в Северной Джорджии.

— У меня вопрос, — сказала Рейчел. — Если мы найдем Янтарную комнату, как вы обойдете требование русского правительства вернуть ее?

— Есть легальные пути. Янтарные панели были утеряны более пятидесяти лет назад. Их восстановление, безусловно, будет чего-то стоить новому владельцу. Кроме того, русские, возможно, не захотят их возвращать. Она создали комнату заново из нового янтаря и с помощью новых технологий.

— Я этого не знала.

— Комната в Екатерининском дворце была сделана заново. Это заняло более двадцати лет. Потеря балтийских государств при распаде Советского Союза означала, что Россия вынуждена была покупать янтарь на свободном рынке. Это оказалось дорого. Но меценаты пожертвовали деньги. Ирония судьбы, но самый большой взнос сделал немецкий промышленный концерн.

— Еще больше причин для того, чтобы хотеть вернуть панели. Оригиналы будут гораздо более ценными, чем копии.

— Я так не думаю. Янтарь будет другого цвета и качества. Куски соединить не получится.

— Так панели будут поврежденными, если найдутся?

Кнолль кивнул головой:

— Янтарь был изначально приклеен к пластинам из твердого дуба мастикой из пчелиного воска и древесного сока. В Екатерининском дворце было сложно поддерживать нужную температуру, поэтому, когда дерево расширялось и сжималось в течение двухсот лет, янтарь постепенно отваливался. Когда нацисты вывезли комнату, почти тридцать процентов янтаря к тому времени уже отвалилось. Подсчитали, что еще пятьдесят процентов было потеряно во время транспортировки в Кенигсберг. Так что все, что там сейчас будет, — это куча отдельных кусков.

— Тогда в чем же их ценность?

Он усмехнулся.

— Существуют фотографии. Если у вас есть куски, будет несложно собрать снова всю комнату. Я надеюсь, что нацисты хорошо их упаковали, поскольку для моего нанимателя имеет значение только оригинал.