Джара. Здесь обитают целые колонии ласточек-береговушек, поедающих комаров, мух, кузнечиков, летающих термитов. По соседству с ласточками живет каменный воробей. Шумно и весело тут, когда выводятся птенцы, особенно когда они немного оперятся. Подобравшись к выходу из гнезда и высунув голову наружу, птенцы ждут возвращения своих родителей. Завидев их еще издали, птенцы подымают такой крик, такой писк…

Но и здесь я никаких змей не обнаружил. Зато наткнулся на рыбака. С носом, покрытым красными прожилками. Как оказалось, этот хитрец, Петр Иванович, вовсе и не рыболов, а инструктор по борьбе с малярийным комаром в русле Джара. Ежедневно «работающий в поте лица». Стахановец!

Жил этот прекрасный человек на железнодорожном разъезде, всего в нескольких километрах от того места, где сейчас рыбачил.

Малярийный инструктор пригласил меня перекусить рыбацкой ухи и за едой сообщил, между прочим, что недалеко от железной дороги, среди хлопковых полей, есть заброшенный сад, куда колхозники до смерти боятся ходить, утверждая, будто в этом саду водятся какие-то диковинные змеи с большими ушами, говорящие человеческим языком.

Я заинтересовался. Петр Иванович любезно согласился сопровождать меня.

Сад находился посредине хлопкового поля и кое-где был обнесен размытым дувалом. Сквозь листву деревьев, в глубине сада, виднелось несколько заброшенных домишек, вокруг которых росла худосочная трава, колючка. Плодов на деревьях было совсем мало. Сухие ветви никто не срезал.

Едва вошли мы в сад, в глаза бросилось обилие нор, в которых прочно, видать, обосновались грызуны и змеи.

— Гляди, гляди! Вот она, змея! — сдавленным голосом пролепетал Петр Иванович. Я посмотрел налево — и в самом деле: над кустом молодой колючки маячила голова кобры.

Не успел я сделать и двух шагов по направлению к ней как справа и впереди меня поднялось еще несколько шипящих голов. Охотник на змей, я сам очутился в положении их пленника. Вот это номер!

Отступать можно было только назад, но и это было опасно: ведь змеи не прикованы к одному месту. Возможно, какая-нибудь из них уже успела заползти и на тропинку сзади нас. Мной овладело странное чувство: легкий испуг и острое желание охотника не упустить ни одной змеи.

Овладев собой, я стал соображать, что же предпринять, чтобы кобры не разбежались. Ближайшая из них не сводила с меня глаз, готовая в любую секунду к нападению. Ее упругое тело слегка подрагивало и широко раскрылся на шее «капюшон».

Подойдя к кобре примерно метра на полтора, я накрыл ее марлевым сачком и даже слегка подогнал ее туда палочкой. Переложить змею в плотный мешок теперь уже не составляло особого труда.

Пока я занимался первой коброй, остальные не двигались с места, скорее всего потому, что их внимание все время привлекал белый сачок, который я старался держать у них на виду.

Постепенно всех кобр я водворил в свой мешок. Это были крупные экземпляры. Длина некоторых достигала более полутора метров. Обилие кобр в одном месте меня не удивило. Обычно они живут семьями. Если где-нибудь нашел одну, то сразу поблизости ищи и вторую.

Уложив последнюю кобру в мешок, я вспомнил о моем спутнике. Бедный Петр Иванович! Его красное, незагорающее лицо теперь казалось бледным и растерянным. Он стоял не шелохнувшись и с ужасом наблюдал за моей операцией.

— Ну его к черту, этот сад! — выругался пламенный борец с малярией. — Теперь я знаю, какие тут растут фрукты. А ведь я траву для кур здесь косил. Теперь дудки! Золотом меня сюда не заманишь!..

Когда я дома «выдоил» пойманных кобр, то каждая из них щедро дала мне по 5—6 крупных капель яда.

В конце ноября я совершил еще одну ходку в Киев. Давно я ждал этого момента. Дай Боже, чтобы все было гоже. Вчера было рано, завтра станет поздно, а сейчас — тютелька в тютельку. Но об этом чуть позже…

Мои финансовые возможности все росли. Скоро можно будет присматривать себе домик в Байрам-Али. Хорошо бы семья переехала, а то мне одному большой дом не нужен. Наоборот, все будут спрашивать: «А зачем это тебе такой дом, если ты живешь один». Не скажешь же: «А это чтобы в 1941 году эвакуированных родственников расселять». Не поймут.

А репрессии охватывали все больше слоев общества, в октябре бодро принялись за церковных иерархов и в ноябре расстреляли довольно многих деятелей из русской религиозной верхушки.

Зимние путешествие в Киев прошло успешно. Обратно я ехал, убегая от наступающей зимы в лето. С рискованной остановкой в Москве. Больно уж куш был велик, не смог я себя пересилить. Поставил на кон свою голову.

Надо же ковать железо пока горячо? В эпоху Великих чисток теряются и возникают огромные состояния. Вот за одним таким сокровищем, внезапно ставшим бесхозным, я и собирался отправиться. Когда-то я смотрел одну увлекательную телепередачу о поисках клада всемирно знаменитого ювелира Фаберже. Поставщика императорского двора.

Никакого клада там в итоге не нашли, но по ходу дела всплыли некоторые интересные факты, которые заставили меня тогда желчно скривиться от жадности. Но тогда было слишком поздно. А сейчас в самый раз. Это же и дебилу понятно.

Что с такого дурака как я станется?

Выйдя в Москве, я решил посвятить ночь поискам этого клада. Вещи оставил в камере хранения. За исключением небольшого мешочка, где у меня хранились необходимые для дела подготовленные инструменты. В том числе, предусмотрительно выкупленный через отца фонарь железнодорожника. Далее я расспросил у москвичей рядом с вокзалом, как мне добраться до Солянки.

Якобы у меня там родня. Заждалась меня, три года не виделись. По ходу дела замаскировался. Засунув за щеки валики из ваты, значительно изменившие овал моего лица. Небритость у меня и так присутствует.

Тут надо пояснить, пардон муа, что в свое время я немало выслушал задушевных лекций от таксистов о жизни, об тайном обустройстве Вселенной, и о всех занимательных проявлениях человеческой деятельности, так что теперь, теоретически подкованный, был готов действовать в любой сфере. В том числе в роли взломщика-кладоискателя.

Доехал до места, нашел дом с замечательным номером 13. Легко запомнить. Все как у Фауста. Намек на сделку с дьяволом. Потом я дал какому-то сопливому мальчонке во