дворе пятак, представился настройщиком рояля из Ленинграда, и спросил, в какой квартире проживает бывший присяжный поверенный Аверкиев.

Малец так ловко спрятал монетку будто это не кусочек меди, а слиток червонного золота. Ответ его был штатным. Ранее такой проживал, а сейчас исчез. С концами. Что и требовалось доказать. Глупо было бы предполагать, что чекисты пройдут мимо такого персонажа как доверенное лицо Фаберже, распоряжавшееся всеми активами придворного ювелира.

Вернее сказать, имуществом московских магазинов и мастерских в период революции распоряжались трое замечательных персонажей: Бауэр, Маркетти и Аверкиев. Но первые двое удачно сбежали за границу, а вот Аверкиев стал простым советским служащим — юрисконсультом Металлотреста. И поселился на Соляной улице дом № 13. Вероятно, вообразил себя бессмертным.

Впрочем, возможно бывшего присяжного поверенного прикрывал ( и не бесплатно) кто-то из крупных московских чекистов. Выдавший ему в качестве индульгенции «окончательную бумагу». Как профессору Преображенскому из «Собачьего сердца».

А поскольку клад будет обнаружен только в 90-е годы, когда купивший несколько квартир в этом доме «новый русский» там будет производить капитальный ремонт, то можно предполагать, что гражданина Аверкиева чекисты под шумок загребли, да и забили насмерть, выбивая ценности. А человек внезапно смертен. Так что все обломались. А после и самих сотрудников НКВД, носителей пикантной информации, затянуло в штопор мясорубки репрессий и о сокровищах все забыли.

Провел я остаток вечера в рабочей чайной. Невозмутимый как айсберг. А потом, после закрытия точки общепита, как бы ненароком сообщив официантке, что пройдусь по девочкам, прогуливаясь вокруг дома, чтобы не замерзнуть. Меся ногами грязный снег и уворачивая лицо от колючего ветерка. Все вокруг такое мрачное, депрессивное…

Как только время приблизилось к полуночи, я поспешил в заветный подъезд, к заветной квартире. Наступал критический момент. В голове мелькали мысли: «Я — герой! Покажу лихость!»

Но все проходило на редкость легко и просто. Скрипящая дверь в подъезде перекосилась и никогда не закрывалась. Нужная же мне квартира пока пустовала, о чем красноречиво говорила бумажка с печатью НКВД на двери. Но нас же никакая печать не может остановить? На руках у меня были старые тонкие замшевые перчатки, так как дактилоскопия уже весьма развита.

А на замочные скважины соседних квартир я налепил клочки порванной заранее газеты, куда капнул немного канцелярского клея. Это чтобы за мной в замочные отверстия не подглядывали. То-то. Не люблю, понимаете ли, я праздного любопытства.

Потом лезвием ножа аккуратно отлепил бумажку с печатью. Затем ее снова подклею и будет как новенькая. Теперь, кажется, все. Приступаем к самой операции.

У меня с собой была фомка, но к моему удивлению, английский замок на двери весело щелкнул и легко открылся в результате воздействия лезвия того же ножа. Словно бы я произнес заветное слово «Сезам» из арабских сказок. Ну, хоть не ногтем замок открывается и то хлеб…

Чем сейчас хорошо в Стране Советов, что любопытствующих граждан повывели как класс. По ночам никто уже шумом на лестничных площадках не интересуется. Абсолютно. Знают, что это шумят — кому надо шумят. Могущественные люди. Слишком многих уже ночью забрали чекисты вместе с семьей. А такое кого хочешь напугает. До суеверного ужаса.

Время сейчас такое, попал в волчью стаю, вот и вой вместе со всеми, а лишних вопросов не задавай. А то подумают — шпион. И привет родителям!

Вот я и внутри. Царивший вокруг мрак пустой квартиры был зловещим. Чувствовалось, что обыск тут уже проводился, но на скорую руку. На полу, при тусклом свете фонаря, виднелись валяющиеся разбитые черепки и какие-то тряпки. Все дверцы мебели были открыты, ящики выдвинуты. Бардак. Сам черт ногу сломит. И как тут искать? Понятно, что не в мебелях, насколько я знал.

А металлодетектора и георадара у меня нет. Пришлось работать по старинке. Достал из мешка парочку ивовых прутьев. Они немного замерзли, но тут важен символ. Настроился я на поиски клада и стал ходить по квартире, прислушиваясь к своим ощущениям.

Нюх у меня обострился до необычайной степени, словно у пчелы-медоносительницы, отыскивающий на огромном лугу самый сладкий цветок. Сердце мое бешено колотилось, в жилах бурлил адреналин. Мы тоже — не пальцем деланные!

Где-то прутики буквально дрожали от жадности. Так я отобрал с десяток мест, перспективных с моей точки зрения. А надобно заметить, что по размерам искомый клад относительно велик. Начал с самого вероятного, козырного места. Спешка нужна только при ловле блох, а у меня дело серьезное.

Осторожно вскрыл доску фомкой, пошарил рукой — пусто. Один мусор. Поднял подоконник — тоже мимо. Снова от члена ушки. «Клад, давай не ерепенься» — взмолился я.

И лишь с третьей попытки, словно в традиционных русских сказках, мне улыбнулась удача.

Клад состоял из двух довольно больших жестяных чайных банок. Почти доверху полных бриллиантов. Вот вам и джек-пот для лоха. Честно заработал я свои двадцать копеек на мороженное. Некоторое время я тупо стоял, завороженный увиденным, а когда мои глаза насытились зрелищем, достал свой мешок и спрятал свою добычу.

Это я хорошо зашел. Конечно, продавать сейчас такие интересные камушки смерти подобно, но пусть пока полежат. В качестве НЗ. Они есть не просят. А как кампанейщина схлынет, можно будет их потихоньку реализовывать. Как фамильное наследство, доставшееся мне от покойной прабабушки.

Вышел, печать обратно приклеил, бумажки с соседних дверей сорвал. Два часа ночи. Пора рвать когти. На дворе ночь, холод, темнота, патрули редкость. Что воры, что менты забились на теплые хазы. Но я потихоньку пошел в сторону вокзала дворами и неудобьями.

Замерз как цуцик, бляха-муха, пер пехом два с лишним часа, пока не стали ходить первые трамваи. Многие москвичи отправляются на работу к пяти утра, что попахивало особым цинизмом, истязанием и издевательством. А опаздывать при Сталине не принято. За такое сажают.

По пути для воров у меня с собой были приготовлены нож и фомка, для милиции — изготовленный заранее мандат байрамалинской санитарной станции на перевозку партии мелкого полевого шпата, необходимого для производства лечебных пилюль от малярии.

Но повезло, никто ко мне не привязался. Прибыл на вокзал, дернул сразу пять стаканов горячего чая, забрал свои вещички и при помощи старых знакомств в линейном отделе