– Я заслужила сон, – зевнула я до хруста в челюстях.

Кто сказал, мол, сон перебивает голод? Мерзкая ложь! Теперь мне чудилось, будто я жую одуванчики вместе с драконом и получаю от этого неописуемое удовольствие. Проснулась враз от сведенного болезненными спазмами живота.

Солнце уплыло за горизонт, оставив нас и землю вечерней прохладе. Переговоры болотных жителей во главе со Страхом Божьим переросли в громкий диспут с пищащими комарами.

Денис с Николаем разместились вокруг костерка, дородная Дарья Петровна, по-прежнему лохматая, как кикимора болотная, – в сторонке на той же валежине. На ее руках, словно игривый котенок, ластился демон и довольно поквакивал.

– Судя по вашим гнусным физиономиям, пожрать не нашли, а лягушек жарить не стали, – констатировала я прискорбный факт и, поднявшись, для чего-то отряхнула порты, хотя грязь намертво въелась в ткань.

– Ты куда?! – в один голос воскликнули приятели, когда я с решительным видом направилась в лес.

– Как куда? Не лягушек же ловить! – Через плечо я глянула на них с деланым удивлением. – Курятник деревенский грабить. Страх! – Демон так резко взметнулся вверх с колен кухарки, что бедная женщина ойкнула и едва не сверзилась со своего места.

– Постой! Одну не пущу! – выкрикнул Давидыв, вскакивая.

– Почему? – продолжала я идиотничать, не особо торопясь скрыться за кустами. – Я все равно на привязи, далеко не убегу, только поводок не затягивайте. Ага?

– Нет! – поставил в наших переговорах точку Савков, нехотя поднимаясь.

– Вы что же это? Предлагаете оставить нашу бедную спасительницу, Дарью Потаповну, одну-одинешеньку в мрачном безлюдном лесу?! – всплеснула я руками.

Приятели недоуменно переглянулись, потом с подозрением, выискивая признаки помешательства, покосились на меня.

– Мо-мо-москвина? – словно бы не узнавая, уточнил Денис, ткнув в меня пальцем.

– Мы не можем ее бросить здесь на попечении демона и хромой лошади. – Решительно, как и прежде, я вернулась к костерку, усаживаясь на удобное бревнышко. – Вы, мужики, идите в деревню, а мы вас здесь подождем.

От такого нахальства даже Савков рот открыл, а Давидыв раздул щеки, будто индюк, и тут же покраснел в тон индюшачьему гребешку.

– Ну чего стоите? – Я махнула рукой туда, где за деревьями тянулась дорога к деревне. – Идите уже. Иначе мы умрем с голодухи.

Чувствуя себя последними дураками, друзья выдержали продолжительную паузу. На какой-то момент мне показалось, что с уст обоих желали сорваться самые бранные из всех известных выражений (наверное, певуче получилось бы!). Но, рассудив, что упасть в грязь лицом перед двумя оголодавшими женщинами им никак нельзя, они снова переглянулись и резюмировали голосом Савкова:

– Москвина, вставай! Ты идешь с нами!

– С чего бы это?

– Из нас четверых ты профессиональная воровка! Обчищать честных крестьян по твоей части.

– Нет!

Поводок тревожно сдавил запястье, действуя лучше любых аргументов.

– Глянь, – хмыкнул довольный Давидыв, обращаясь к Николаю, – как быстро она согласилась.

– Постойте! – испуганно спохватилась Дарья, неловко поднимаясь и одергивая длинные юбки. – Я с вами! – Легкая вздыбленная копна волос качнулась веером.

– А лошадь кто будет стеречь? – любезно поинтересовалась я, желая тут же избавиться от обузы.

– А мы и лошадь с собой возьмем. – Стряпуха глянула на Николая с нескрываемой надеждой, давно раскусив в нем главного вдохновителя нашего похода. – Николай Евстигнеевич, вы ведь не оставите меня тут?

Савков был готов отказать, но, перехватив мой радостный от такого решения взгляд, тут же расплылся в широкой улыбке, самым странным образом преобразившей хмурое лицо:

– Конечно нет. Пойдем все вместе.

И на самом деле пошли. Гуськом, друг за дружкой, по узенькой лесной тропке к мелькающей за пролеском дороге, а там – и к деревеньке Бортники, расположившейся в каких-то полутора верстах от нашей стоянки.

Деревня попалась видная, хорошая. Имелось здесь все: и кузница, и местная пекарня, и курятников в каждом дворе по штуке, и харчевенка, а еще конюшня кавалеристского летучего отряда стражей Объединенного королевства Тульяндиии и Серпуховичей, квартировавшего здесь же с самой зимы. К сожалению, последнее обстоятельство насторожило исключительно меня одну как стреляного воробья.

Не мудрствуя лукаво мы тут же направились в харчевню, заполненную вышеозначенными стражами. Служивых хозяин заведения ненавидел лютой ненавистью от всей своей меркантильной мелкой душонки, ведь столовались они совершенно бесплатно, а питья и еды уходило как на дюжину серых слонов. Или как там называлось лопоухое носатое чудище, что привозил на показ прошлым летом кочующий зверинец невиданных тварей?

Мы подоспели аккурат к началу разгула, когда главный в отряде под громкое пьяное одобрение сотрапезников, набравшись под завязку медовухи, стал палить из арбалета в испоганенный портрет девицы с пририсованными каким-то идиотом усами. Высшим мастерством считалось попасть разыскиваемой в глаз или, на худой конец, в широкую подмалеванную ноздрю. Но, к сожалению, стражу пока удавалось лишь слегка зацепить крупные буквы ниже: «Разыскивается Москвина Наталья Игоревна». Правда, еще пару раз «стрелок» попал в стену и масляный светильник под потолком, срикошетивший в окно. На полу теперь валялись осколки, а хозяин зеленел от злости и подсчитывал убытки.

По всем этим причинам на появление компании бродяг, какую мы и представляли собой после побега из деревни сектантов, обратил внимание лишь сам зорко бдящий хозяин. Тут же сообразив, что денег у нас ни грошика, он сузил глаза и громогласно завопил:

– Вон отсюдыва, попрошайки проклятущие! – Харчевня, как по взмаху волшебного жезла, замолчала и, тяжело дыша, уставилась на нас и пока еще не слишком пьяными взорами.

– У-у-у-у, – понятливо кивнула я и тут же попыталась ретироваться во двор, но была поймана за кафтан цепкой савковской пятерней.

– Стоять! – прошипел он мне в лицо. – Хотела кушать – будешь кушать! – И буквально толкнул к крайнему столу.

Стряпухе ничего не оставалось, как присоединиться, скромно потеснив меня на лавке мягким задом. Давидыв, почувствовав запах дешевого вина, шибко обрадовался, сел напротив и начал крутить башкой, высматривая подавальщицу. Николай о чем-то тихо договаривался с хозяином, и вот уже тот сменил гнев на милость и принял перстень, который колдун намедни предлагал крестьянину за лапти. Мужчина долго рассматривал бирюзу, оправленную в золото, пытаясь прикинуть, потянет ли украшение на несъедобный ужин, приготовленный его женой, потом согласно кивнул.

Савков вернулся к нам. Он прошел перед заряженным арбалетом прицелившегося в мой портрет стража, даже не удосужившись пригнуть голову. У меня сердце екнуло, когда пьяный ради шутки, вполне оцененной гогочущими собутыльниками, едва не нажал спусковой крючок.