– Думала, вы уволите меня, – рискнула я заметить.

– Даю вам шанс! – процедила Стоун таким тоном, что по коже пошли мурашки. Ишь ты, как благородно.

– А если я не хочу брать отпуск сейчас?

– Не обсуждается! – отрезала Стоун, блеснув затуманенными глазами. – Это – мой приказ. С завтрашнего дня жрица Альтеррони в отпуске.

Реальность вокруг на миг потеряла чёткость и цвет. Разочарованно вздохнув, я застучала носком туфли по подножке кресла. Во всём нужно видеть плюсы. По крайней мере, моя работа останется при мне. А отпуск – очень пригодится. За половину сезона и до холодов я смогу оформить развод, встать в очередь на получение социального жилья, перевезти вещи в гостиницу… И разобраться с тем, что происходит в моей жизни. Если получится.

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, – проворчала я.

– Когда вы вернётесь на работу, мы поговорим о вашем поведении, – произнесла Стоун, сделав вид, что не услышала меня. – У вас остались вопросы?

– Остались!

– Я слушаю, – глаза Стоун раздражённо поблескивали.

– Что такое гатрэ? – сердце, подпрыгнув, разразилось канонадой пульса и тут же затихло опять.

– Вы сейчас издеваетесь, да? – Стоун снова пошла в наступление.

– Нет, – я развела трясущимися руками. Голос дрожал под стать им. – Не издеваюсь. Я просто хочу это знать. Вы даже и подумать не можете, насколько это для меня важно.

– Полно юродствовать, – насупилась Стоун. – Вы сейчас показываете себя не с самой лучшей стороны.

– Я серьёзна, – возразила я. – Ответьте мне. Что такое гатрэ?

– Обратитесь к старому фольклору, – бросила Стоун с пренебрежением. – Я вам не Наставница по истории культуры.

– И всё же. Вы – не наставница, но сами сказали, что я вспоминаю про гатрэ…

Солнце, заглянув в окно, полоснуло по глазам. Одинокая слеза прокралась в уголок глаза и соскользнула на щёку. Мысли завихрились в голове, раскручивая каруселью. Не хватало ещё, чтобы Элси подорвала зыбкое перемирие. Пытаясь прогнать пугающую иллюзию прыжка, я заморгала. Двоящаяся картинка перед глазами, наконец, сошлась в одну.

– Я просто хочу знать, – продолжила я, сбавив тон, – что я сделала не так.

– Раньше считалось, что в некоторых семьях рождаются особые девочки, – с неохотой процедила Стоун. – С абсолютно белой кожей и столь же белыми волосами. При этом – слабые, слепые и не способные дышать через нос. Несмотря на ритуал Посвящения, у них никогда не открывался Поток. Но в тот день, когда Покровители впервые связывались с ними, у бедняжек проявлялась особая магия. Эти девочки начинали перемещаться в чужие тела.

– У бедняжек? – это всё, что я смогла выдавить. На самом же деле, хотелось спросить больше. Куда больше. Но сейчас я желала слушать Стоун бесконечно.

– А как ещё можно назвать девочку, которую все считают порождением Разрушителей? – Стоун злилась всё сильнее. – Поговаривали, что раньше таких сжигали на кострах вместе с матерями. Ибо считалось, что женщина, родившая гатрэ, единилась с Разрушителем.

– А сейчас? – я заволновалась так, что принялась кусать ноготь. Слова комом встали в горле. – Что с ними происходит сейчас?

– Какое такое «сейчас»?! – разъярилась Стоун. – Это всего лишь легенда! Гатрэ не существует! Ими только наших прабабок да прадедов пугали!

От возмущения захотелось завопить в голос. Показала бы я, как их не существует. Интересно, как заговорила бы Стоун, если бы оказалась на моём месте?

Я сжала руки в кулаки, подавляя ярость. Обкусанные ногти оцарапали кожу. Помогло.

– Ясно, – проговорила я, опустив глаза в пол. – Прошу не злиться на меня.

***

Слава Покровителям, задерживаться на работе не пришлось.

После безумного понедельника с его форс-мажорами вторник выцвел, выгорел и превратился в голое пепелище. Часы приёма истлели быстро, а лист вызовов впервые за третий сезон оказался пуст. Занемогшие не толпились у дверей, карты были оформлены, никто не требовал сверхъестественного. Этот день должен был стать идеальным по всем каноном.

И стал бы, если бы Элси не вздумалось прыгнуть в моё тело у всех на виду и всё испортить.

Шири встретил меня настороженным взглядом и непривычной немногословностью. После долгого допроса он выдал, что я отправила конфликтную пациентку по известному адресу. Та капризно пропела, что будет жаловаться, и сразу завалилась к Стоун. Что случилось дальше, я уже знала. И понимала, что искупить этот позор будет сложно. Если не невозможно.

Радовало одно. Если это и повторится вновь, то не на работе.

У выхода из амбулатории меня настигла Зейдана. Схватила за локоть, развернула обратно, втащила в пустующий холл и посадила в кресло. Сама деловито присела рядом, подмяв увесистой грудью холщовую сумку с вышивкой. Её глаза цвета разбавленного чая мягко сияли.

– Госпожа Альтеррони, – выпалила Зейдана с ходу. – Не подумайте, что навязываюсь вам…

– Что-то произошло? – произнесла я без особой инициативы.

– Я слышала, – девушка замялась, – что случилось с вами.

– Что именно? – отскочил от зубов раздражённый возглас.

– Что вы решили уйти от мужа, – Зейдана густо покраснела. То, что она лезла не в своё дело, явно не доставляло ей удовольствия. Но раз она затеяла разговор, значит, видела в нём смысл. – И что вынуждены были поехать в гостиницу…

В холле пахло свежим ветром и мятой. Мозаика витражей кидала на пол цветные блики. Просветительские плакаты на стенах тонули в объёмной кружевной тени. Идеальный день для разговоров по душам. И для любви. Вот только ни того, ни другого не хотелось.

– И что вы, – добавила Зейдана, – очень расстроены из-за изменений в вашей жизни.

По всей видимости, моё лицо не выражало особого восторга. Потому что, поймав мою гримасу, Зейдана покраснела ещё гуще и смущённо затараторила:

– Я просто хотела сказать, что могу помочь. Моя мать в Совете. Она может поспособствовать скорейшему получению социального жилья. Она не откажет, нужно просто ей всё объяснить и собрать кое-какие документы.

– Вот так просто возьмёт и поможет? – со скепсисом проговорила я.

– Моя мать трепетно относится к… – Зейдана закашлялась. – К жертвам мужского произвола.

– Но я не жертва…

Голос задрожал, сорвался и захрипел. Буровато-багровые синяки беззастенчиво выглянули из-под рукавов, упрекая меня за ложь. Горящие в дневном свете пятна гематом походили на разорванные браслеты. Кого я обманываю? И – самое главное – зачем?

– Она сама была жертвой, – произнесла Зейдана, зачарованно уставившись на мои боевые травмы. – Она всё поймёт. Приходите к нам в дом сегодня, в четыре дня. Я встречу вас у калитки и отведу к ней.