как ищут друга. По мнению Акиауцина, подлинный источник искусства — божество, а поэт-творец лишь иногда может получить от него вдохновение.

Другой поэт Куаутенкостли (кроме этого произведения он нигде не упоминается) высказывает еще более пессимистическую точку зрения: он сомневается в действенности всякого искусства, в том числе поэзии. Если смертен человек, то смертны и все его произведения; может быть, все созданное нами и окружающее нас — иллюзии и само существование человека — тоже иллюзия?

Текайеуацин и другие поэты возражают Куаутенкостли, говоря, что произведения искусства помогают преодолевать горечь жизни, и именно они-то и являются радостью и богатством человека на земле.

Эту же мысль в сущности развивает и Шайакамачан из Тлашкалы, но в ином ракурсе. Он сравнивает поэзию и изобразительное искусство с грибами, обладающими галлюциногенным действием[17]. Ведь тот, кто пьет настой из таких грибов, видит чудесные видения, многоцветный мир, более реальный, чем действительная жизнь. А когда он пробуждается от приятного сна, все окружающее кажется ему скучным и нереальным. Такова и задача искусства — уводить от повседневности в мир чудесных грез.

Высказываются и другие мнения. Молодой Моненкауцин, брат знаменитого впоследствии Шикотенкатля из Тлашкалы, утверждает, что он собирает цветы (= песни), только чтобы украсить свое жилище, находящееся около дома с росписями. Но под этим, казалось бы, простым и жизнеутверждающим образом кроется совершенно иной смысл. Поэт творит не только для живущих на земле, но и для обитателей Тлалокана — заоблачного рая Тлалока. Всего высказывается десять человек.

Конец диспуту, или поэтическому состязанию, подводит хозяин дома. Он продолжает утверждать, что искусство поэзии — это единственная возможность говорить на земле правду. Но так как Текайеуацин видит, что не все согласны с его взглядами, он выдвигает еще одно положение, которое удовлетворяет всех собравшихся: искусство, и в частности поэзия, делает возможным и необходимым объединение друзей.

Это произведение интересно не только тем, что показывает нам наличие различных взглядов на происхождение и цель поэзии у поэтов древней Мексики, но и своим построением. Возможно, перед нами — шаг к созданию драматической поэзии, к созданию произведения, где действуют и высказываются различные лица. Несомненно, в этой поэме существуют и сольные и хоровые отрывки, к сожалению, в рукописи они никак не выделены. Более того, некоторые издатели разбивают это состязание на несколько отдельных стихотворений, так как связь между ними (типа «а после А выступил Б, сказав:») отсутствует, как и настоящий диалог. Но на истолкование поэмы Текайеуацина как единого целого указывает прежде всего вступление и заключение автора, а кроме того, и наличие у народов науа чисто драматургических произведений, о чем говорилось выше.

4

В противоположность народам науа от юкатанских майя почти не сохранилось образцов таких видов поэзии, как гимны богам, молитвы, военные песни и лирика. До испанского завоевания все эти жанры несомненно существовали, но служители католической церкви яростно преследовали их и уничтожали. Очень характерен в этом смысле указ 1555 г., в котором говорилось: «Индейцы не должны петь песни о своих обрядах или древних историях, пока эти песни не будут исследованы духовенством или людьми, хорошо знающими язык. Служители Евангелия должны смотреть, чтобы в таких песнях не содержалось бы ничего мирского». Определенная роль в таком искоренении памятников древней культуры у майя принадлежит и Диего де Ланде; он не обладал широтой взглядов Бернардино де Саахуна и его гуманизмом.

Сохранившиеся чудом отдельные произведения не могут дать нам полной картины развития майяской поэзии, характеристики разницы ее жанров у горных и юкатанских майя. Мы имеем всего одну эпическую песню и несколько лирических стихотворений. Текст первой дошел в испорченном виде: очевидно, переписчик XVIII в. (имеется всего лишь одна копия) уже не очень хорошо понимал язык произведения; кроме того, в тексте имеются отдельные тольтекизмы — вполне понятное явление для той эпохи.

Вот эта «Песня ица»:

О, что достойно нас?

Драгоценная подвеска на груди.

О, что украшает доблестных людей?

Мой плащ, моя повязка.

Не боги ли (так) повелели?

Что тогда оплакивать?

Таков и каждый (из нас),

Молодым юношей был я в Чичен (Ица),

Когда пришел захватывать страну злой предводитель войска.

Они здесь!

В Чичен-(Ица) теперь горе.

Враги идут!

О! В день 1 Имиш

был схвачен владыка у Западного колодца.

О! Где ж ты бог?

О! Это было в день 1 Имиш, сказал он.

В Чичен-(Ица) теперь горе.

Враги идут!

Прячьте! Прячьте!

Так кричали (все).

Прячьте! Прячьте!

Это знают бежавшие сюда.

Таков был клич в день 1 Пашкин,

в страшный день, 2 Акбаль, они пришли.

Они здесь! Враги идут!

Был ли кто-нибудь кто поднялся?

Второй раз (мы) испытали силу.

Они здесь!

Трижды был праздник наших врагов, наших врагов!

Г олод!

Скоро он придет в Чичен-(Ица), там теперь горе!

Враги идут!

3 Кан был тот день.

Смотрите! Кто я, говорящий среди людей?

Я покрыт листьями.

Внимайте! Кто я, говорящий в глубине Путуна?

Вы не знаете меня.

Внимайте! Я был рожден ночью.

Какими мы были рождены?

Внимайте! Мы спутники владыки Мискита.

Придет конец бедствиям.

О! Я вспомню свою дорожную песню.

Теперь горе.

Враги идут!

Внимайте, сказал он, я умираю на городском празднике.

Внимайте, сказал он, я снова приду, чтобы разрушить город

(врагов).

Это было его желание, мысли его сердца.

Они меня не уничтожили!

Я говорю в своей песне о том, о чем я вспомнил.

Теперь горе!

Они здесь! Враги идут!{87}

В рукописи авторство этой военной песни приписывается известному правителю Чичен-Ицы Хунак Кеелю; в действительности это не так. По-видимому, песня была сложена во время одного из походов племени ица и призвана воодушевить воинов, «спутников владыки Мискита». Певец (т. е. автор песни) указывает, что юношей он был очевидцем взятия Чичен-Ицы войсками коалиции Майяпана, Ицмаля и Ушмаля. Упоминается битва у Чикин-Чеена («Западный колодец»), когда был взят в плен верховный жрец Чичен-Ицы Хапай-Кан, в дальнейшем казненный в Ушмале. Спустя 222 дня войска подошли к Чичен-Ице и взяли город. На следующий день (3 Кан) победители устроили праздник, на котором принесли в жертву знатных пленников.

Структура произведения достаточно сложна; по