— Господи, Эрни, откуда ты взял всю эту чушь? — возмутилась Мэри. — Я, как тебе известно, провела в России несколько лет, и лучше, чем ты, знакома с нравами русских людей. Мы с матерью не видели от них ничего, кроме добра. И почему ты решил, что я почти не знаю Алексея? Он — племянник русского князя Барятина, в доме которого служила наша мать. Можно сказать, что Алексея Чертольского я знаю всю свою сознательную жизнь.

И она принялась горячо и подробно рассказывать о прошлом (естественно, упустив лишь одно — сцену на балконе во время ее первого бала с непосредственным участием юного графа). Эрни быстро пришел к выводу, что сестра не только давно знает своего жениха, но и явно влюблена в него, но все же продолжал стоять на своем. Длительное знакомство несколько смягчало ситуацию и реабилитировало Мэри в глазах брата, но все же подобный брак казался Эрнсту верхом легкомыслия.

— Пойми, дорогая моя, мы — британцы. А твой жених — русский. Я не говорю о том, что одна нация выше или ниже другой, но они разные. У нас разные традиции, разная культура, разные взгляды на мир. Разная кухня, наконец! Тебе придется с утра до ночи есть их дурацкие щи и блины!

— Насколько я помню, это довольно вкусно, — невинно заметила Мэри, пытаясь перевести разговор в шутку.

Но Эрни не поддался ее уловкам.

— Пребывание в России совершенно испортило тебя, — раздраженно ответил он. — В конце концов, если бы твой граф был благородным человеком, он для начала должен был бы попросить твоей руки у меня как у старшего родственника. Настоящий джентльмен просит руки девушки у ее родителей или опекунов…

Вот этого Мэри уже не в силах была выдержать!

— Это ты-то опекун? Ты, дорогой брат, втравил меня в совершенно неблаговидную историю. По твоей милости я попала в полную зависимость от маркиза Транкомба и видела с тех пор лишь унижения и обиды. Ты отпустил меня, свою сестру, на другой конец земли в сомнительной компании, даже не подумав, что эта поездка меня скомпрометирует и что мне вообще никогда нельзя будет вступить в брак… Потому что на девушке с подмоченной репутацией никто не женится!

— Сестра, что ты такое говоришь? — в ужасе закричал Эрни.

Конечно, брату даже не приходило в голову, какие последствия может иметь его собственное легкомыслие, но зато проявлять строгость к Мэри он счел себя вправе…

А она уже не могла остановиться. Пусть знает все, и пусть наконец задумается о своих поступках!

— Что я, по-твоему, говорю, кроме правды? Ты ведь заплатил мной по своим поддельным векселям! Если тебе неприятно это слушать, моей вины в этом нет! А ты знаешь, Эрни, что маркиз занимается шпионажем? И что он пытался приобщить к этому меня, рассказывая о прелестях яркой жизни молодой авантюристки, легко меняющей мужчин, ради достижения своих целей? Или, может быть, тебе стоит рассказать, как маркиз Транкомб, истинный англичанин и джентльмен, заставлял меня соблазнить русского офицера, чтобы отвлечь его внимание от неблаговидных делишек самого маркиза? Ты даже вообразить не можешь, от какого ужаса спасает меня Алексей! И его ничто не смущает: ни мое прошлое, ни испорченная репутация, ни отсутствие приданого, ни то, что я англичанка (а по мнению русских, все англичане черствые сухари и снобы), — он просто об этом не думает. Он меня любит! И я нахожу, что все сказанное тобой оскорбительно для моего жениха!

— Прости меня! Прости меня, Мэри! Я… я согласен на твой брак и готов благословить вас с Алексеем вместо отца, которого мы с тобой так рано потеряли. И кстати, мне будет крайне неприятно, если мою сестру станут попрекать нищетой. Я теперь вполне могу дать тебе достойное приданое к свадьбе!

И как только вышедший из штаба Алексей догнал Мэри с братом, Эрни принялся хорохориться:

— Дорогой Алексей! Вы позволите вас так называть, граф, по-родственному? Мы ведь теперь почти братья! Алексей! Признаюсь, новость о вашей свадьбе меня несколько шокировала, но это так простительно — ведь для меня Мэри по-прежнему маленькая девочка, а ее брак устроился так неожиданно… Не каждый легко отнесется к подобному сюрпризу. Но теперь я сумел взять себя в руки и могу лишь порадоваться, что моя сестра встретила такого благородного человека. Я решил дать сестре достойное приданое к свадьбе.

— Это совершенно излишне, милорд, — возразил Алексей. — Я меньше всего рассчитывал на приданое, когда предложил Мэри свою руку. У меня достаточное состояние, чтобы позволить себе жениться по любви, без всякого расчета, и содержать семью, ни в чем не отказывая ни жене, ни детям.

— Нет, и слышать ничего не хочу, — запротестовал Эрнст. — Моя сестра происходит из достойной английской семьи, и я не могу позволить, чтобы она выходила замуж бесприданницей. Во-первых, ей отойдет наш дом в Лондоне — он, между прочим, приносил нам кое-какой доход! Во-вторых… пожалуй, я переведу на ее имя коттедж на побережье, в Ярмуте. По английским меркам курортное место, хотя вы, граф, может быть, предпочитаете Французскую Ривьеру, там несравнимо теплее. Но на Ривьере, увы, никакой недвижимости наша семья не имеет, так что придется довольствоваться коттеджем в Англии. Еще я намерен выделить кое-какой капитал… но вот точную сумму пока назвать не смогу. Мне еще самому надо как следует разобраться в своих денежных делах, я ведь совсем недавно вступил в наследство, оставленное дядей.

Подумав, что приданое получается какое-то не слишком весомое, Эрни сделал последний «королевский» подарок, упиваясь собственной щедростью:

— А вам, мой дорогой брат, к свадьбе я подарю свои конюшни!

Увидев, какие растерянные лица при этой новости сделались у жениха и невесты, Эрни прокомментировал свое решение:

— У моего дяди, как оказалось, были великолепные конюшни в Суссексе. Конюшни не в смысле сарая, где стоит пара-тройка лошадей. Я имею в виду то, что в России принято называть конным заводом. Я и сам подумывал — а не заняться ли мне разведением элитных скаковых лошадей, чтобы выставлять собственных рысаков на скачки… Но, признаюсь вам, Алексей, я совершенно не умею заниматься этим делом — ну что для меня лошади? Я и видел-то их всегда только издали — чаще всего на скачках — или впряженными в экипаж кэбмена. А вы, как-никак, кавалерист! И из ваших манер видна привычка к лошадям…

Комплимент прозвучал весьма сомнительно. Но все же Алексей решил, что не стоит обижаться на Эрни, он славный малый и делает все от души, а если и скажет что-то не так, то лишь от непривычки к светским нравам.

— Милорд, — начал граф, намереваясь поблагодарить будущего шурина.

— Алексей, прошу вас, называйте меня по имени, как мы с вами договорились, дорогой брат! — перебил его Эрни.

Алексей, собственно, ни о чем еще не договаривался с новоявленным родственником, но обижать его не хотелось…

— Хорошо, Эрнст, я согласен, что отныне мы братья и должны держаться по-родственному. Но вот конюшни в Суссексе — это слишком щедрый подарок! Я ведь служу, и служу в Петербурге. При всей моей привычке к лошадям заниматься коневодством на Британских островах мне не с руки…