– Дочь, а ну-ка живо за нами. Вечно ты копаешься, – сказано было тихо, спокойно и даже ласково, но так, что нельзя было и помыслить об отказе маме.

Ведь по сравнению с мамой Даринка была совсем низенькой, совсем крохотной.

Совсем слабой.

Выйдя из тамбура, состоящего из трех стерильных камер очистки (в первой тетушка с ненавистью сбросила с себя кудрявый парик), они – тетушка Ренатта, мама и Даринка, все одетые в специальные комбинезоны, со шлемами на головах и баллонами за спиной, – вошли в длинный светлый коридор, из которого можно было попасть в множество разных помещений лаборатории. Здесь все было из пластика, стекла и металла, и все предельно строго, ничего лишнего, все серебристо-серое с легкой молочной примесью. Все здесь разительно отличалось от обстановки в доме на хуторе. Даринка столько раз побывала в лаборатории, что не счесть, но до сих пор у нее оторопь от всех этих вертушек для титрованных растворов, шкафов для хранения посуды и реактивов, таких и сяких штативов, мерной посуды, аналитических весов, треножников и спиртовых горелок. А еще рефрактометры, фотоколориметры и потенциометры – один раз увидев их и услышав их названия, Даринка тут же все запомнила.

– Дочь, не отставай.

У Даринки зачесалось родимое пятно – довольно большое такое пятнышко, будто бабочка-махаон присела ей на предплечье левой руки, да так и приросла к коже, из пестрой став коричневой. Когда нарушались планы, у Даринки всегда чесалось родимое пятно-«бабочка». Вот только она собралась чуть-чуть задержаться и спрятаться в обожаемом хранилище, как вмешалась мама. Мало ей разве, что Даринка выходила в город, дышала зеленой пыльцой и смотрела на все те ужасы, что творились на замковой площади?! Даринка честно заслужила побыть одна, в своем тайном месте, где никто-никто ее не найдет, где она всегда в безопасности!..

Обычно визиты к тетушке Ренатте длились пару-тройку дней, не дольше, но в этот раз им пришлось изрядно задержаться. Даринка уже соскучилась по папочке Лиху, по братишке Зилу и родному хутору, в подвале под которым располагалась лаборатория ничуть не хуже, чем у тетушки Ренатты. Мама потребовала, чтобы Даринка пообещала никогда и никому – даже братишке Зилу! – не рассказывать о лаборатории и о том, что делают мама и тетушка Ренатта. И Даринка, тут же пообещав, честно сдержала слово. Правда, пару раз – или с десяток раз, или чуть больше – она едва не проболталась, но стоило ей только открыть рот, как у нее вдруг начинало першить в горле, или же нестерпимо свербело в носу, а то и так стреляло в ухе, что хоть плачь. А однажды у нее зубы разболелись – все сразу. А еще она, помнится, поскользнулась на ровном месте и прикусила язык. А было, что закашлялась ни с того ни с сего и кашляла так два дня, пока не прошло желание поведать братишке Зилу о тайных исследованиях мамы и тетушки Ренатты. Но вопреки всем этим неприятностям Даринка верила: настанет день, когда она как на духу выложит братишке Зилу все, что знает…

Они прошли в закрытую камеру, герметичность которой достигалась отрицательным воздушным давлением. Здесь Даринка плюхнулась прямо на пол и приготовилась ждать долго-долго.

Обе старшие женщины – на виске тетушки Ренатты вздулась венка – склонились над микроскопом, способным увеличить образец в десятки тысяч раз. Рядом на лабораторном столе лежал журнал, в котором тетушка карандашом регистрировала удивительно неразборчивым почерком все исследуемые культуры и все зараженные или подвергшиеся другим насильственным или естественным изменениям объекты, будь то бактерии, насекомые, цветочки с луговника или улыбающийся гнилыми зубами ремесленник с окраины Моса, настолько глупый, что ему смешными казались чашки Петри и стекла для микроскопирования. Таких глупцов пронимало – улыбки смазывались, становились неуверенными, – лишь когда они видели перед собой безобидные иглы и петли для извлечения микроорганизмов и пересевов. Возле шкафа, полного блестящих ножей, щипцов, пил и прочего подобного, без чего некоторые образцы не удается добыть из плоти крупных объектов, глупцы начинали нервничать и что-то неразборчиво блеять о том, что не стоит, что они все сделают, только не надо. А уж если им показать холодильники с образцами, что мама и тетушка иногда развлечения ради делали!..

Даринка сама не заметила, как легла на пол и заснула прямо в комбинезоне и шлеме – она давно привыкла так спать.

Разбудила ее тетушка Ренатта – та всплеснула руками и приложила ладонь к левой груди, как это обычно бывало, когда она очень волновалась.

– Мы сделали это, Селена! Сделали! И это уже никакая не чушь! – Она схватила с лабораторного стола распотрошенные пакеты с образцами, принесенными Даринкой с площади, победно отшвырнула их и подняла над головой колбу с прозрачной жидкостью бледно-зеленого цвета. – Мы нейтрализуем Родда, а потом узнаем у него, каким образом в захвате Моса замешан Создатель, и лучше бы Создателю быть ни при чем, иначе я за себя не ручаюсь!

* * *

С ножом, застрявшим между ребер, медленно погружаясь в черную слизь Фронтира, Мазарид вдруг понял, что человекопаук Первенец, вот уже девятьсот лет хранивший тайный арсенал под Инкубатором, что-то с ним сделал. Теперь, после гибели всей команды дирижабля, после того, как полег весь до единого сводный взвод Мазарида, он понял, что неспроста Первенец прикоснулся к нему и молча заглянул в глаза.

Храбрость Мазарида всегда была сродни безумию, но все же не настолько он был сумасшедшим, чтобы в нормальном своем состоянии нырнуть в радиоактивное озеро и тем самым обречь себя на неминуемую мучительную гибель. Ведь можно было вернуться за водолазным снаряжением, предварительно выставив дозоры на безопасном отдалении от кратера, чтобы не позволить беглецу ускользнуть, а потом… Но нет, Мазариду не терпелось сцапать рептилуса Шацу, он готов был за пленение ренегата расплатиться собственной скоротечной жизнью, ничего не стоящей и никчемной жизнью!.. Мазарид крепко-крепко зажмурился и стальным когтем царапнул себя за лапу чуть ли не до кости, мех его наверняка обагрился кровью, только ее не увидеть, если ты уже на пару мер нырнул в слизь. Однако новая вспышка боли отрезвила – ни сломанные рука и ключица, ни рана в груди почему-то его больше не беспокоили, – чуждые ему мысли о никчемности исчезли без следа. Да, несомненно, это долгожитель Первенец – чтоб хороший день этого уродца настал сегодня же! – лишил Мазарида остатков разума и внушил ему свои желания. Но зачем? Мазарид ведь и так был готов исполнить приказ, его не нужно было подстегивать. Или нужно?..

Как бы то ни было, кто виноват и какие бы у кого ни были мотивы, но майор Мазарид должен сообщить о случившемся – о своей неудаче, о бездарно проваленной миссии – да-да, ему нужно срочно встать на колени перед своим непосредственным командиром полковником Саламаном и сдохнуть не от радиации или ран, а от стыда. Ему придется, глядя в немигающие змеиные глаза, рассказать о том, что ренегату по имени Хэби не только удалось тяжело ранить майора вооруженных сил Минаполиса, но и сбежать за пределы Разведанных Территорий. Да, без Главного Активатора в лапках или во внутреннем кармане. Да, господин полковник, Главного Активатора у рептилуса Хэби попросту не было, не он вынес прибор спасителей из Минаполиса. Да, полковник, не было, уж поверьте. Мазарид готов отдать вторую руку на отсечение, что рептилус путешествовал налегке!..