Муфта короля была из того же меха, что и капюшон мадам де Монтеспан, и висела на золотой цепочке. Эту моду переняли многие придворные дамы.

Анжелика услышала голос герцога Орлеанского, обсуждавшего эту проблему с мадам де Тианж.

— Божественно! Я готов преклоняться перед русскими. Вы слышали, их посланник привез сюда три полных фургона с мехами лисы, медведя, соболя. Просто поразительно! Это значит, что придет конец этим муфточкам размером не больше тыквы, — добавил он, глядя на муфту Анжелики. — Они выглядят такими убогими! Как только раньше мы могли их носить?! У меня сейчас из каракуля. Посмотрите, какие причудливые завитушки.

Вся группа двинулась королевской аллеей по направлению к дворцу, окна которого блестели под лучами зимнего солнца. Все камины во дворце были затоплены, и клубы белого дыма поднимались к небу. Температура в комнатах была терпимой, а в зале Венеры, где был сервирован королевский стол и столпились придворные, было душно.

Смущенная Анжелика постаралась спрятать в углу муфту «размером не больше тыквы». Стоя в толпе придворных, Анжелика смотрела на мадам де Монтеспан, сидящую за королевским столом, весело болтающую и смеющуюся.

Атенаис и в самом деле была дамой высшего света, в самом лучшем смысле этого слова. Ее новые привилегии, казалось, придавали ей необычную элегантность и оживленность. Следует добавить, что к новому году ожидали появления еще одного незаконнорожденного королевского отпрыска.

Двор становился все оживленнее и непринужденнее, хотя дворцовый этикет строго соблюдался. Это был тот день, когда простолюдинов допускали смотреть, как обедает король. Те, кто получил это право, медленно проходили по залу, во все глаза разглядывая своего повелителя.

Не в меньшей степени они восхищались герцогом Анжуйским, прибывшим в Париж в сентябре с младшей Мадемуазель — принцессой Марией-Терезой, десяти месяцев от роду, которая также являлась членом королевской семьи.

Они восхищались и мадам де Монтеспан, такой красивой, такой обаятельной и такой шлюхой!

Ремесленники, купцы, лавочники с покрасневшими от холода носами, закутанные в теплые пальто, возвращались в Париж, гордые тем, что им довелось лицезреть своего монарха и его прелестную любовницу.

***

Уже под самый конец трапезы Анжелика перехватила взгляд Флоримона, который с чувством собственного достоинства исполнял свои обязанности. По окончании обеда все направились в залу Мира. И здесь Флоримон подошел к матери.

— Вы видели, мама? Правда, я хорошо справляюсь со своими обязанностями? До этого мне разрешали только держать поднос, а теперь я ношу кувшины и пробую вино.

Но разве это не чудесно?! Если кто-нибудь захочет отравить короля, то я отдам за него жизнь!

Анжелика поздравила сына со столь быстрым продвижением. Дюшес сказал, что очень доволен Флоримоном. Хотя Флоримон был самым юным из пажей, но был самым умным, обладал хорошей памятью, врожденным тактом и чувством собственного достоинства. Словом, он был настоящим придворным. К сожалению, столь быстрое продвижение по королевской службе лишило его возможности быть товарищем по играм юного дофина. Монпансье сама сказала об этом королю, и теперь он и главный виночерпий как раз обсуждали эту тему — сможет ли Флоримон справляться с обеими обязанностями.

— Это слишком много для него, — запротестовала Анжелика, — ему еще надо учиться!

— К черту латынь! Разреши, мамочка!

Улыбнувшись, Анжелика покачала головой и сказала, что подумает. Впервые за прошедшие полгода она видела сына так близко. Правда, он дважды заезжал в Пуату.

Он явно похорошел. Может, чересчур худощав, но ведь он, как и все другие, ел на скорую руку, когда придется, и вечно недосыпал. Он все еще был в трауре по брату и отчиму. Обратив внимание на одинаковый черный цвет их одежд, отражавшихся в роскошном зеркале, Анжелика погрустнела, вспомнив, что она — вдова, а он — сирота.

«Версаль будет ждать вас», — вспомнила она слова короля.

Нет, никто не ждет ее здесь. Уже через пару недель после ее отъезда о ней забыли — умы придворных были заняты положением мадам де Монтеспан.

Анжелика огляделась с чувством досады и разочарования. Ей показалось, что сейчас она должна увидеть самого стройного и красивого из всех придворных — маршала Франции Филиппа дю Плесси де Бельер. Но нет, он навеки в земле, и она не увидит его никогда.

Флоримон куда-то убежал, разыскивая гадкую собачонку принцессы Генриетты.

Вышла королева и села рядом с королем. А подле них, образуя полукруг, расселись принцы и принцессы крови, а также придворные дамы и кавалеры, имеющие привилегию сидеть. Мадемуазель де Лавальер сидела на одном краю, мадам де Монтеспан — на другом.

Лакеи начали разносить бокалы с ликерами и настойками. И вдруг раздался голос короля:

— Месье де Жествре, — обратился он к главному дворецкому — принесите стул для мадам дю Плесси де Бельер.

Все разговоры в зале смолкли, и головы присутствующих повернулись к Анжелике. Та сделала шаг вперед, низко поклонилась и заняла место рядом с Лавальер. Когда она брала бокал с вишневой настойкой, ее рука заметно дрожала.

— Ну вот, наконец-то вы удостоились этой «божественной» чести — сидеть за королевским столом, — такими словами встретила Анжелику мадам де Совиньи. — Ах, это чудесно! Все только и говорят об этом.

Она крепко расцеловала Анжелику. Мадам де Совиньи прибыла в Версаль на представление новой пьесы Мольера.

— Завтра еще одна пьеса, а потом бал. Я не знаю всей программы, но мы останемся в Версале на неделю. Вы знаете, что говорят при дворе? Что на этом настаивает де Монтеспан. Она ненавидит Сен-Жермен. Кстати, что она сказала по поводу вашего стула за королевским столом?

— Честное слово, я не знаю.

— Думаю, что она была готова испепелить вас.

— В эту минуту я не смотрела на нее.

— Могу себе представить ваше состояние. Но если бы вы тогда взглянули на нее, то уверена, что испытали бы двойное удовольствие.

— Никогда бы не подумала, что вы такое чудовище, — рассмеялась Анжелика.

— И я тоже, — в тон ей ответила мадам де Совиньи.

Они протиснулись в узкие двери театра и пошли искать себе места.

— Давайте сядем рядом, — попросила Анжелика. — После спектакля я хотела бы поехать в Париж с вами. Мы поболтаем, я так устала от вынужденного шестимесячного молчания.

— Вы с ума сошли! Вам нельзя уезжать из Версаля. Вы должны присутствовать за королевским столом все время, пока его величество здесь.

В дверях возникла какая-то суматоха, и вот появилась мадам де Монтеспан.

— Посмотрите-ка, кто пришел, — шепнула мадам де Совиньи. — Она просто великолепна. Наконец-то Версаль имеет подлинно королевскую любовницу, которую можно поставить в один ряд с Габриэлой д'Эстре — любовницей Генриха IV. Она занималась политикой, покровительствовала искусству, а главное, могла покорять мужчин, даже королей. Во время их правления Франция знала веселые деньки.