обречённо раздумывал парень. — Об этом говорит и то обстоятельство, что вербовка в армию Власова не проводилась уже два раза подряд».

Григорий не знал, радоваться отмене призыва в РОА или же ему огорчаться. С одной стороны, парень не мог переступить через себя и выйти из строя, как другие предатели. Если глянуть с противоположной позиции, то это единственный шанс, чтобы спастись из этой безжалостной зоны. И кто его знает, как бы он поступил дня через два и не пожалел бы потом о любом из этих решений?

Когда сознанье мутится от жажды и голода, а впереди тебя ожидает гибель от пули немецких охранников, всякое может случиться. А так, он уже точно не станет служить у фашистов. Вот тут и произошло то событие, которого никто уже больше не ждал.

Ранним утром, в долину явилось сразу несколько бравых молодых офицеров и взвод пехотинцев противника. Они приехали на двух чёрных «эмках» и нескольких немецких грузовиках. Солдаты вытащили из автомобилей весьма необычные вещи. Григорий напряг ослабевшее зрение, немного прищурился и рассмотрел три конторских стола и несколько стульев разного вида.

Охранники принесли всё на территорию лагеря и быстро расставили на небольшом возвышении. Над обшарпанной мебелью натянули широкие тенты из ткани защитного цвета. На стульях с комфортом разместились эсэсовцы. Рядом с ними на табуретках примостились обычные армейские писари.

К обессиленным пленным подбежали фашисты. Они поднимали пинками истощённых бойцов и направляли их к странным гостям. Там заключённых сортировали и ставили в три большие шеренги.

Григорий занял то место, что ему указал хмурый охранник, и огляделся вокруг. В строю, в который его поместили, в основном, оказались молодые, здоровые люди без заметных повреждений на теле. В соседнем ряду находились крепкие, матёрые красноармейцы и те, что имели небольшие ранения. Дальше виднелись лишь доходяги и пожилые бойцы.

Охранники тщательно обыскали каждого пленного и отобрали у всех документы, а заодно, вещмешки, которые кое у кого сохранились. Только затем, узнику позволяли двигаться дальше. «Красноармейские книжки» передавали сидевшим у столов офицерам.

Эсесовцы быстро пролистывали бумаги и беглым взглядом осматривали тех заключённых, что застывали перед ними на вытяжку. Иногда, спрашивали о чём-то на русском, а после этого, называли номер команды. Находившиеся поблизости писари заносили все данные в толстые амбарные книги.

На ленивый вопрос офицера: «В каких частях воевал?» Григорий ответил на прекрасном немецком:

— Служил в хозяйственном взводе, герр офицер!

С небольшим интересом фриц посмотрел на славянскую физиономию молодого бойца, что стоял перед ним, и спросил:

— Откуда знаешь язык?

— Дружил с детьми немцев Поволжья, — отрапортовал пехотинец и вспомнил недавнюю встречу с подводником. Вопросы фашистов не отличались один от другого.

Оно и понятно, о чём ещё можно говорить с «утерменшем», то бишь, недочеловеком. Конечно же, о языке, на котором тот быстро лопочет, что-то невнятное. Ведь он ничего не может понять в высоком искусстве, в литературе и в классической музыке.

— Хорошо! — бросил эсесовец и безразлично добавил: — Команда «А». Следующий!

Не зная, что нужно делать в такой ситуации, Григорий замер на месте.

«Не благодарить же фашиста за то большое внимание, что он оказал ничтожному пленному», — мелькнуло в голове пехотинца. Он просто кивнул, мол, всё понял и отлично запомнил, и двинулся к красноармейцам, которые прошли регистрацию.

Автоматчики не позволили всем снова смешаться в общую кучу. Парня направили в группу молодых, совершенно здоровых людей. Они сидели на каменистой земле и ожидали, пока все заключённые не пройдут строгий отбор и их не разделят по разным командам.

Ждать им пришлось достаточно долго. Ближе к полудню всех пленных бойцов построили в небольшие отряды, которые обозначались латинскими буквами. Один из эсесовцев объявил им русском:

— Вы должны все гордиться оказанным вам высоким доверием. Вас отправляют в Германию! Уверен, что вы будете благодарны Великому рейху за сохраненную жизнь! Вы будете делать там всё, что от вас только потребуют! — Напоследок фриц строго добавил: — За попытку к бегству — расстрел прямо на месте!

Он развернулся и направился к легковой советской машине, стоящей за воротами лагеря. К нему подошли остальные эсэсовцы. Офицеры уселись в трофейный автомобиль и уехали.

Ещё через час, команду «А» вывели из полевого концлагеря и вместе с другими отрядами погнали куда-то на север. Унылая колонна бойцов далеко растянулась вдоль старинного тракта. Несколько сотен измученных пленных сопровождали восемь мотоциклов с колясками.

Очень подвижные, небольшие машины медленно ехали вдоль степного просёлка. Они спокойно катили рядом с узкой дорогой. Вокруг простиралась, ровная, как обеденный стол, поверхность земли. П подобной прогулке она не доставляла водителям каких-либо трудностей.

Три лёгких транспорта держались по правую руку, а ещё три — находились с другой стороны от этапа. Один экипаж указывал путь, другой замыкал скорбное шествие.

На его долю выпало самое простое занятие — добивать тех измученных пленных, которые падали с ног от усталости и уже не могли двигаться дальше. Время от времени, короткие автоматные очереди разрывали сонную тишь окружающей местности.

Составленная из молодых, сильных и здоровых бойцов команда «А» шла впереди основного конвоя. Невысокий Григорий шагал в середине отряда и думал: «Нас охраняет два отделения мотопехоты. На каждом из мотоциклов по три крепких немца. Итого двадцать четыре фашиста и все с автоматами. Плюс ко всему, восемь ручных пулеметов, закреплённых на люльках. Всё это против нескольких сотен безоружных людей, измождённых жаждой и голодом.

Выходит, что каждому немцу нужно убить два-три десятка красноармейцев. Если считать по-хорошему, то на это, каждому фрицу хватит одной длинной очереди из автомата.

Машины едут метрах в десяти от колонны. Даже если мы все кинемся разом, то пока дохромаем до фрицев, они перестреляют нас всех до единого. Откроют огонь из восьми пулемётов и «шмайсеров», и проблема с нашей колонной будет целиком решена. Если кому-то, вдруг повезёт, он уцелеет и скроется в голой степи, то куда после бежать? Весь Крым давно уже занят фашистами!»

На этом, Григорий закончил анализ путей, ведущих к свободе. Оставалось лишь ждать, развития дальнейших событий. Возможно, ему где-нибудь, представится удобный момент, и он сумеет сбежать.

Начиная с полудня и до позднего вечера, не было сделано ни одного небольшого привала. Измотанные жаждой и голодом, военнопленные шли по безводной степи, выжженной летним безжалостным солнцем.

Они шагали без крошки еды и капли питья. Автоматически двигая ноги, несчастные люди упорно тащились неизвестно куда. Григорий впал в состояние, похожее на забытье, и продвигался вперёд, как большая игрушка с заведённой пружиной.

К наступлению