Год спустя маркизом Райдером стал кузен — безвольный, ведомый и очень удобный слизняк. Звонкая оплеуха, которую, ухмыляясь за веерами, наблюдал весь Ландон.

— Он? Серьезно? Ты заменил меня… вот этим? — кивнул маг на раскрасневшегося от поздравлений и мямлящего ответную речь Валентина. Кузен заикался, потел, неловко вертел бокал с шампанским, и вино плескалось, грозя пролиться на брюки.

— В отличие от тебя, он мне предан.

— Он позорит наш род, — поморщился Алекс, глядя, как Валентин промокает лоб несвежим платком.

— Ты позоришь наш род! — вскипел Роберт Райдер, схватив сына за лацкан пиджака. От герцога ощутимо пахло бурбоном. — Я надеялся на тебя, я…

— Я не воюю с женщинами, я не хочу лезть в политику, мне не нужна власть, — отчеканил Александр. — Я сам — власть! Как ты этого не понимаешь, отец?!

Год службы и активной магии сделали из мальчишки молодого мужчину. Александр раздался в плечах, его лицо посуровело, а взгляд стал тяжелым. Радужка отливала рубиново-алым.

Роберт Райдер сделал шаг назад первым.

— Будь ты проклят…

— О, родительское проклятие? — хмыкнул Александр, отпив вина. Маг следил за кузеном, и его рот кривился в презрительной усмешке. — Вэл настолько нелеп, что из него даже конюха не выйдет. Надеешься на одаренного внука?

Герцог промолчал, и Алекс понял, что попал в цель.

— Тетушка Джиневра наверняка устроит фейерверк. А знаешь, что? — широко улыбнулся маг. — Черта с два я отдам этому слюнтяю свой титул.

— Ты его не получишь!

— Гончим положена…

— …награда за службу, Александр. — Шлейф Королевы тихо шуршал по оледенелой каменной крошке подъездной дороги, тонкая мраморная ладонь лежала на его локте. — В самом конце, перед исчезновением метки. Деньги, земли, артефакты. Титулы, — искоса взглянула Она снизу вверх.

Низкое свинцовое небо дышало зимой, но Королева не замечала холода. Ни шляпки, ни перчаток, ни муфты — только белая парча платья, длинный плащ, отороченный соболем, и кончики шелковых туфель из-под юбок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В воздухе плясали редкие снежинки.

— Служи мне как следует, Гончий, и я позабочусь о твоем будущем. Любое недоразумение можно исправить.

— Только через мой труп! — рявкнул герцог, громко опустив бокал на низкий стол. Хрусталь жалобно зазвенел и разбился.

Голоса в гостиной Савиль-Клаб стихли, головы повернулись к отцу и сыну.

— Как скажешь, папа. — Александр допил вино и откланялся: — Доброй ночи, господа. Мои поздравления, Вэл. Не привязывайся к моему герцогству слишком крепко.

Холодная война между ним и отцом перешла в противостояние Гончего и… смутьяном герцога Райдера Александр старался не называть, в зародыше душа и предупреждая попытки Его Светлости пошатнуть трон и очернить Королеву. А Роберт Райдер словно сорвался с цепи, принимая самоубийственные попытки одну за другой: бойкот автономии и одновременно спонсируемые бунты в Ирландии, подпольные типографии с призывами анархистов, разжигание недовольства фабричных рабочих и обещания профсоюзам чуть ли ни неба в алмазах, если.

— Он пытается заставить тебя сделать выбор, — пожимала плечами Риан. — Ты действительно можешь пережечь метку Королевы?

— Могу.

Своих пределов Алекс не знал и отчаянно балансировал между отцом и Ее Величеством, больше всего опасаясь однажды обнаружить герцога в допросной. Потом была операция в Персии, четыре недели в строгаче у дивов, осознание, что Королеве он удобнее мертвый, и болезнь отца — Роберта Райдера разбил паралич, пока маг был на материке.

И письмо с проклятиями — рука Валентина, корявый росчерк умирающего герцога — в ответ на предложение встретиться.

Пусть так. Разорять маркиза Райдера было даже забавно. К началу прошлого года Александру принадлежали закладные на три четверти земель и семьдесят процентов капитала Райдеров — душка-Вэл и его мать тратили деньги без счета. Камни из хиндостанского дворца были нужны, чтобы выкупить остатки, и тогда титул стал бы просто формальностью.

Пышной и утомительной формальностью, сопровождаемой десятками газетчиков.

Александр шел по дому и улыбался. В крови играли магия и торжество. Он добился своего, как и обещал тринадцать лет назад. Добился не благодаря титулу, знатности и роду, а вопреки. Вернул принадлежащее по праву, а вместе с ним — опасливое уважение друзей отца, которых мог сдать Гончим в попытке выслужиться ради Источника и которых не предал: десяток визиток ждал своего часа. Ландон, чопорный Ландон — не молодой и бесшабашный Мейфэр, а Белгрейвия и Челси, — приняли его, до исчезновения метки осталось меньше двух лет, и Александр улыбался, чувствуя себя легко и свободно.

О Королеве и ее «расположении» думать не хотелось — хотя бы сегодня.

То, что Александр не приедет, я поняла, когда прочитала протянутые мне мистером Ллойдом газеты.

— Да-да, сейчас, — пропыхтела я, выдергивая особо неподатливый куст чертополоха. Я уже и окопала его, и подрыла на несколько дюймов, и даже полила, размягчая ссохшуюся за жаркие июньские дни землю, но корень не поддавался.

— И не… — Рывок. — Надейся… — Рывок. — Что я… тебя… оставлю!

Сад леди Эвелин, бабушки Александра, был в кошмарном состоянии. Разросшиеся сирень и бересклет напрочь забили нежный императорский жасмин, дорожки скрыл опад в полфута толщиной, а крапивы на клумбах хватило бы не на дюжину братьев, а на всю альбионскую армию с доминионами. Радовали только розы, цветущие в дальнем углу — они ощетинились красноватыми шипами, не подпуская к себе барбарис, — и папоротники, вольготно распушившие листья в тени дома. Но подобраться к ним я пока не могла.

— Сейчас, мистер Ллойд… — Я покрепче ухватилась за липкий у земли стебель чертополоха, качнулась из стороны в сторону, уперлась ногами и потянула, налегая всем телом. — Да что же ты такой… крепкий!

Хмыкнув, старик наклонился и сжал куст прямо посередине — мне даже больно стало от вида впившихся в руку Ллойда колючек, — рванул репейник вверх, не только выдернув его из земли, но и протащив меня чуть не полфута. Яма от корня осталась такой, будто в сад угодило пушечное ядро.