Получался замкнутый круг. Чтобы рассказывать про брата дальше, клиенту надо было продифференцировать эмоции и разрушить застой либидо. Но это можно было совершить только в акте свободной речи, то есть в рассказе. А рассказ блокировался психосоматикой из-за застоя либидо.

Г. Немая речь пришла на помощь случайно. Так получилось, что в тот раз на столике около кресла (далеко не все клиенты выбирают кушетку) лежали яркие цветные карточки для теста Люшера. Коллега где-то добыла несколько десятков наборов «идеально выверенных», «с уникальной цветовой насыщенностью» картонок по заоблачной цене. Неизвестно, на что коллега рассчитывала, но чудо-карточки не произвели никакого впечатления на ее биполярно-аффективных пациентов.

В общем, развели коллегу. Теперь она с горя ходила и всем дарила наборы для «хромотерапии». Так бы и пролежали цветные картонки на столике, если бы их не заметил клиент. Заметил, надо сказать, аккурат во время «абсанса», что лишний раз доказывает психосоматический, а не органический характер этого явления.

Клиент задумчиво тасовал «колоду», пока внезапно не вытянул вперед руку с зеленой карточкой, словно хотел удалить с поля футболиста-дальтоника. Было трудно сказать, кому конкретно клиент показывает карточку: себе, аналитику, воображаемому собеседнику, новым обоям или окну. Но суть была, конечно же не в этом. Спустя какое-то время была показана фиолетовая карточка, затем красная, затем опять зеленая... Примерно раз в две-три минуты клиент показывал какую-то карточку, возвращал в колоду и продолжал тасовать.

Вы правильно вспомнили историю с покалеченными креветками (4). Клиент нашел хороший соматический плацдарм для сознательного наступления на спутанные эмоции. Последовательность цветов, которую предъявлял клиент, — это интересная форма немой речи, когда она бессознательно ярко и прямо заявляет о себе.

Дальше нам оставалось только запомнить и проанализировать последовательности цветов, сгенерированные клиентом на протяжении четырех сеансов в периоды «холостого хода». Всего было показано 42 карточки.

Сразу обнаружилось отсутствие в «высказываниях» коричневого цвета. Клиент ни разу не вытащил эту карточку из колоды. Если бы процесс демонстрации карточек носил случайный характер, вероятность этого события составила бы 7/8 в 42-й степени, меньше половины процента!

Но дальше обнаружилось, что коричневый цвет все-таки присутствовал, но особенным образом. Всегда после красной карточки шла зеленая. Пара «красный — зеленый» встретилась 11 раз, то есть заняла больше половины цветового кода! Для нас этот инвариант важен.

Не потому ли, что красный и зеленый якобы дают коричневый? Но это не так! На субстрактивной шкале цветов сочетание зеленого и красного дает цвет, близкий к черному. С другой стороны, у клиента (как и многих людей) не было возможности быстро проверить это расхожее мнение и смешать красители с картонок. Значит, клиент воспринимал цвета не напрямую, а сквозь призму словесных представлений, через поле языка. Это дополнительный сигнал.

Кроме того, из второй главы мы знаем, что мозг постоянно проводит оптимизацию нейронных связей. Если какая-то последовательность сигналов сумела пережить несколько волн оптимизации, то ее информационная ценность для мозга велика.

Д. Расшифровка и переход к свободной речи. Можно было подождать и посмотреть, какие еще фокусы с цветами продемонстрирует клиент. Однако это означало бы недооценивать уже открывшуюся информацию.

Клиенту было предложено рассказать, какие эмоции у него вызывает каждая карта из набора. Карточки лежали на столе в два ряда по четыре. Клиент в случайном порядке выбирал карту и рассказывал о своих ощущениях, не тратя более трех-четырех слов. Только желтая карта удостоилась небольшого рассказа: клиент вспомнил, что потолок в его детской спальне был покрашен в ярко-желтый цвет и он хвастался перед одноклассниками этим фактом. Красный цвет у клиента ассоциировался со «вспышкой гнева». Заметим — не с гневом или не со злостью, а именно со вспышкой, то есть аффектным импульсом, который часто сопровождается физическим действием. Зеленый вызывал «чувство вины и стыд, потом омерзение». А вот коричневую картонку клиент «пропустил» (правда, о сером цвете он тоже забыл).

Тогда клиенту было предложено вновь высказаться по поводу карт, но уже строго по порядку. На коричневом цвете клиент ушел в длительные размышления. Спустя примерно десять минут у него затряслись руки, но тремор быстро исчез. Наконец клиент тихо произнес: «А это мой брат. Знакомьтесь. Человек-говно».

Далее последовал довольно эмоциональный монолог клиента, из которого стало многое понятно. Приводим сокращенную и цензурную версию.

____

Кл.: Когда я в очередной раз сидел у брата, к нам приперся какой-то его дружбан, сильно поддатый. Пытался меня выгнать. Л., как баклан последний, глазами хлопал и ничего не мог сказать. Хотя трезвым был! Может, пьяным он бы и вмешался. Он всегда, когда пьяный, честь семьи лезет защищать. Дружбан тем временем заперся на кухне и поставил грязный пакет с бутылками прямо на мой сценарий. Я первый раз вежливо попросил. Этот охламон пообещал моим сценарием подтереться. Больше вежливо я не просил. Полупьяный громила убегал с фингалом от меня, человека в меру интеллигентного. Потом я грозился, что сдам брата в частную наркологичку. У нас есть друг семьи, нарколог, он давно предлагал свои услуги в этом вопросе. Брата бы никто спрашивать не стал, мигом бы в чувство привели. Конечно, никуда я его не сдал, мне бы потом друзья всю плешь бы проели. Мол, это ж твой брат, о нем заботиться надо. Обо мне вот никто никогда не заботился. Чем я только в детстве не болел, а родители особо лечением не занимались. Зато к Л. по любому чиху врачей вызывали. И меня в сиделки порывались к нему записать, да только я, сколько себя помню, бунтарем был. Пару раз родители пытались скандал устроить, чтобы меня к семейному очагу привязать, но умные люди были: быстро поняли, что это бесполезно. И когда я бросил приличное издательство ради сомнительного контракта с киношниками — тоже ничего не сказали. Но с тех пор смотрели как на больного.

____

Клиент помолчал и произнес фразу, которая точно иллюстрирует идею идентифицированного (назначенного) пациента.

____

Кл.: Меня до сих пор удивляет: почему больной он, а сдаю психоанализы я? Как будто это брат-алконавт меня лечиться отправил! И я хожу, больного изображаю! Я же не больной?

А.: (молча мотает головой.)

Кл.: Ну вот же! А потом еще рассказывают: не обижайте слабых, заботьтесь об убогих. Да все зло от них, век бы их не видеть! Ну вот. Опять я разозлился.

А.: Когда вы в последний раз злились?

Кл.: Ну вот тогда, год назад и злился.

А.: Здесь злиться можно. Вы же хотели разобраться, внести ясность.

Кл.: Внес ясность. Зла не хватает.

А.: Раз не хватает, надо восполнить недостачу. Злитесь, кто вам запрещает?