— Так это ты про себя рассказывал?! Я пойду…

— Сидеть! — рявкнул Виктор, и приподнявшийся было со стула девчачий зад аппетитно шлепнулся обратно.

— Пусти…

— Сидеть, я сказал! Я еще не закончил…

Макаренко медленно положил вилку на стол, так же медленно взял со специального подноса и развернул свернутую в колбаску влажную салфетку, тщательно вытер руки, осторожно положил ее обратно, после чего несколько раз сжал-разжал кулаки, закрыл глаза и задышал ровно и глубоко, словно пловец перед стартом.

«Надо чаще ходить в рестораны, — думал он, расслабляя организм перед броском. — Глядишь, и висяков в нашей работе существенно поубавится.

Парень, конечно, не прост, коли такую кучу народа завалил, причем в основном голыми руками. Но, думаю, что заточки не понадобятся. Так справлюсь».

В пояс милицейского брючного ремня, поддерживающего форменные штаны сзади, один над другим были вшиты два чехла, в которых покоились до поры до времени пара обоюдоостро отточенных металлических штырей, вместо рукояток до половины обмотанных лейкопластырем. Это оружие Макаренко уже давно носил с собой и порой использовал для неофициального решения рабочих проблем. Удобное оружие, надо признать, ибо и после использования выбросить не жалко, и чужая кровь в пластырь впитывается — пальцы с рукояти не соскальзывают, и — самое главное — на рукоятке отпечатков тех самых пальцев не остается.

Мужской голос в соседнем шатре продолжал:

— Вчера человек, увидев меня, умер. Очень хотелось бы думать, что от страха. А другому я раздавил горло вот этими самыми пальцами. Которыми, как ты помнишь, я чуть раньше выдавил глаз еще одному человеку. И всё это потому, что нашему с тобой общему знакомому захотелось поразвлечься.

— Вить, отпусти меня, а?

В голосе девушки больше не было ни слез, ни ярости. Он дрожал от страха.

Не каждый раз удается перед решительными действиями «прозвонить» тело, но когда есть такая возможность, грех ею лишний раз не воспользоваться. «Дыхание… Рефлексы… Контроль пространства… Пятый уровень взаимодействия… Пошел!» Макаренко приподнялся и неслышно отодвинул стул в сторону.

«Граждане бандиты! Ваша банда полностью блокирована. Оба выхода перекрыты. Так что предлагаю вам сдаться по-хорошему».

Фраза из известного сериала абсолютно не к месту крутилась в голове Макаренко, пока он кошачьими шагами крался к выходу из шатра. На пятом уровне, когда немного замедляется время и пространство вокруг становится расплывчатым, из глубин сознания частенько к месту и не к месту выплывают разные фразы и плещутся в мозгу, как рыбки в аквариуме, при этом абсолютно не мешая телу самостоятельно выполнять поставленную задачу. Мозг отдыхает, работают рефлексы…

Ковролин на полу, рисунком и ворсом претендующий на персидский ковер, приглушал и без того неслышные шаги.

Макаренко приподнял полог своего шатра, сделал шаг вперед и взялся за край полога шатра соседнего…

В эту секунду двери ресторана за его спиной с шумом распахнулись. Именно с таким шумом, какой бывает от хорошего пинка, посредством которого открывать ресторанные двери как-то не принято.

Макаренко на нестандартную ситуацию среагировал мгновенно — он официантным ужом нырнул в шатер говорливых соседей, шепотом сказал «Тссс!» парочке за столом и приложил глаз к щели между пологом и ковровой стенкой шатра…

Витек наконец-то выговорился. Но легче от этого не стало. Всплеск эмоций, выдернувший из него рассказ, который, в общем-то, если подумать хорошенько, рассказывать кому попало и не следовало, облегчения не принес. И сейчас черная волна депрессии, немного отпустившая минуту назад, снова вполне ощутимо и материально затапливала измученный бессонницей мозг.

Депрессия была намного реальней следователя, ни с того ни с сего втекшего в шатер и сейчас стоящего к ним спиной в интересной позе. Но необычное происходило не только в шатре. Судя по звукам, доносящимся снаружи, в ресторане разворачивалась весьма нестандартная ситуация.

Человек, вошедший в «Место встречи…», был сед, худ, хорошо одет и внешне благообразен. Ему на вид было лет пятьдесят с небольшим, но глаза из-под седых бровей сияли силой, волей и энергией, которым позавидовал бы двадцатилетний джигит. Любой более-менее опытный менеджер любого, даже самого что ни на есть престижного ресторана при первом взгляде на такого посетителя прогнулся бы коромыслом, чтобы угодить нежданному гостю. Ибо пах этот гость не только дорогим парфюмом и солидными чаевыми, но и большими неприятностями в случае чего.

У таких гостей неприятности случаются редко. Чаще они доставляют их другим — тем, кто имел неосторожность встать им поперек дороги. Причем доставляют они их не сами. Они отдают приказы. А технической стороной решения проблем у этих людей занимаются другие.

И сейчас эти другие в количестве шести человек сноровисто доставали из-за пазух тридцатисантиметровые пеналы, по виду и размеру схожие с теми, в каких школьники и студенты восьмидесятых носили логарифмические линейки. И хотя молодые люди тоже одеты были достаточно солидно, взглянувший на их лица обыватель вряд ли решил бы, что это студенты. Скорее всего, он отвел бы взгляд и поспешил пройти мимо.

Потому что в глазах молодых людей горел огонь, при наличии которого внутри черепной коробки человек способен не раздумывая дернуть чеку на поясе шахида, надетого на себя. Либо направить захваченный самолет на мирное здание. Или же отработанным движением развернуть безобидный с виду пенал в пистолет-пулемет ПП-90М, очень похожий на знаменитый «Узи», и начать косить очередями посетителей маленького ресторанчика.

Но седой человек качнул головой — и пальцы молодых людей замерли на курках. Человек обвел взглядом зал, немногочисленных клиентов и официантов, замерших, словно статуи музея восковых фигур, и, безошибочно определив среди статуй директора, поманил его пальцем.

Артавазд моментально вышел из оцепенения и шустро подбежал к предводителю шайки автоматчиков.

— Слюшай, дорогой, — с едва заметным акцентом произнес седой. — Мне сказали, что сюда зашел очень нехороший человек. Молодой такой, с девущкой. Где они, а? Не вижу их совсем.

Человеку, впервые зашедшему в «Место встречи», на первый взгляд шатры Артавазда могли показаться просто стеной, увешанной коврами. Вот и у седого то ли глаза с возрастом стали видеть хуже (во что, судя по этим пронизывающим глазам, верилось как-то слабовато), то ли не захотел лишнего шума и стрельбы в опасной близости от отделения милиции (во что верилось с намного большей долей вероятности), то ли не привык, чтобы над ответами на его вопросы долго раздумывали, да только, подождав пару секунд, он протянул к лицу директора руку с длинными, холеными, увешанными перстнями пальцами, вогнал большой палец в угол рта, а ногтями остальных впился ему в ухо. И, сжав кисть, повторил вопрос.

От немыслимой боли Артавазд взвизгнул, присел и… потеряв сознание, мешком сполз на пол.