Ашир порывался прервать гневную речь Новокшонова, нового оперативного уполномоченного ОГПУ; но не тут-то было. Войдя в раж, Новокшонов словно не замечал, что хотел ему возразить Таганов.

С полгода как Ашир сдал свой взвод Мовляму Байрамову и перешел на оперативную работу под начало Касьянова. Но случилось непредвиденное: Ивана Васильевича вскоре отправили на учебу в Москву, на Высшие чекистские курсы, а вместо него назначили Новокшонова, человека скромного, но инициативного, числившегося у командования не на плохом счету.

Когда Таганову предстояло сделать выбор – идти ли на оперативную работу, он заколебался. А Касьянов настаивал. Ашир посоветовался с Розенфельдом, тоже перешедшим на работу в аппарат ОГПУ; тот, не раздумывая, сказал: «Иди. Голова у тебя светлая».

И вот теперь новый уполномоченный, сменивший Касьянова, распекал своего молодого помощника.

– Классовое чутье теряете, товарищ Таганов! С врагом надо обходиться по-вражески… Пожалели разбойника с большой дороги, потому что он ваш аульчанин… Отец у него ходит в басмачах, это же известно! Вам придется ответить за нарушение революционной законности. А пока езжайте в Конгур, доставьте Курреева ко мне!

– Арестовать? Курреева?! Он же амнистирован…

– Не устраивать дискуссий, Таганов. Выполняйте!

– А ордер на арест?

– Ордер будет… Выезжайте завтра утром. Все!

– Арестовать без ордера? Нас так не учили, товарищ Новокшонов…

– Кто это вас «так» не учил? – саркастически улыбнулся Новокшонов, досадуя на себя, что ошибся в этом с виду чуть неуклюжем парне, производившем впечатление покладистого. – А вас учили приказы выполнять?

– Учили, – вытянулся в струнку Таганов. – Чары Назаров предупреждал о нарушении революционной законности…

Новокшонов достал из кармана папиросы и нервно закурил.

Таганов сморщился: он не переносил табачного дыма. Будучи человеком некурящим, Ашир с какой-то предвзятостью относился к курильщикам, считая их закоренелыми неряхами, расхлябанными людьми. Им ничего не стоит задымить в многолюдье, даже не испросив разрешения у женщин, бросить на видном месте окурок, стряхнуть пепел на ковер, а Новокшонов опровергал тагановское предубеждение, являя собой пример аккуратности и подтянутости. Он тут же потушил папиросу, раздавив ее в пепельнице, и снова подосадовал на себя, чувствуя, что между ним и его помощником встала незримая стена отчуждения, даже неприязни. Новокшонов решил изменить тактику, напролом тут не возьмешь. Таганов оказался не простачком, каким он вначале показался.

– Напрасно вы волнуетесь, товарищ Таганов, – Новокшонов клял себя за то, что никак не отучится по-барски взирать на людей, что, забываясь, переоценивает себя и свои возможности. – Санкция на арест есть. Я договорился с прокурором, но он выехал по одному делу. Скоро вернется в Ашхабад, к середине недели. В крайнем случае в конце недели ордер будет у меня на столе… Так что езжайте спокойно. Я беспокоюсь, что Курреев сбежит. По агентурным данным, в Конгур наведывались люди из песков. Зачем, спрашивается? Может, парня оговаривают. Привезешь Курреева, вместе и выясним… Тебе я не угрожаю, но ты сам задумайся, к лицу ли тебе было гулять на свадьбе басмача?

Новокшонов сел на место, достал из стола ножницы, маленькую пилку и стал обтачивать на большом мизинце отращенный ноготь.

Таганов задумался. Не поймешь нового уполномоченного: то труслив, то рассудителен… И впрямь, не следовало ему ходить на свадьбу Нуры. Обычай нарушить – люди уважать перестанут, а гулять у басмача в доме – революцию предавать… Крупное продолговатое лицо Новокшонова с маленьким носом и с раздутыми ноздрями было спокойно. А высокий лоб и большие выразительные глаза придавали ему обаяние.

В дверях Таганов чуть не столкнулся с Чары Назаровым, начальником отдела по борьбе с басмачеством. Ашир уступил дорогу и, поприветствовав Назарова, вышел в коридор.

– Чего это он такой кислый? – спросил Назаров, когда за Аширом закрылась дверь.

– Мне стало известно, что Таганов гулял на свадьбе у басмача Нуры Курреева. – Новокшонов стоял перед Назаровым навытяжку. – Сейчас из Конгура поступили сведения, что Нуры поддерживает связи с басмачами, встречается с ними ночью. Я приказал Таганову арестовать Курреева, а у него сомнения…

– Насколько надежны ваши сведения о связях Нуры с басмачами? – быстро спросил Назаров.

– Абсолютно… Видели аульчане. Отец Нуры все еще болтается где-то в банде Джунаид-хана…

– В чем же сомневается Ашир Таганов?

– Нет, говорит, ордера на арест Курреева.

Назаров задумался, покачал головой – мол, это нехорошо.

– Упускать басмача к хану не хочется, – заискивающе добавил Новокшонов.

– Ладно. Действуйте! – одобрил Чары. – Еще что у вас?

Новокшонов переступил с ноги на ногу, озабоченно добавил:

– ЧП… Карта служебная исчезла… На ней контрабандные и басмаческие тропы.

Брови над глазами Назарова сошлись и разлетелись.

– Вы не шутите? – Пальцы Назарова нервно забарабанили по спинке стула. Новокшонов испуганно и виновато развел руками – мол, истинная правда. – Кого подозреваете?

– Кого? – Новокшонов прикусил тонкие губы. – Себя, конвоиров, Таганова и двух арестованных… Может, подшутил кто?

– Ну какие же тут шутки?! – воскликнул Назаров. – Не балаган же здесь! Я отдам распоряжение о расследовании.

Новокшонов хотел было рассказать какую-то невероятную байку, чтобы смягчить суровость начальника, но тот оборвал его:

– Ищите карту!

Обескураженный Таганов, выйдя из кабинета Новокшонова, не находил себе места. Не выполнить приказ уполномоченного? Нельзя… А где ордер?! За что арестовывать Нуры? Ведь он прощен… Ни Агали Ханлар, ни Игам Бегматов не замечали, что он связан с басмачами. Неужели Нуры не забыл о своем прошлом?… Обзавелся семьей. Любит Айгуль… И кто мог оговорить Нуры? Почему Новокшонов посылает арестовывать Нуры именно его, Ашира Таганова? Быть может, проведал о его чувствах к Айгуль? Но эти чувства Ашир давно вырвал из сердца… Да, да, вырвал. Он не хочет мстить Нуры за Айгуль… Что ж, кого уж выбрала… С кем бы посоветоваться? Сергей Щербаков в Ташаузе. Разве что пойти прямо к Чары Назарову? Он скажет: «Почему не исполняешь приказ?!» Новокшонов, конечно, доложил ему о своем приказе арестовать Нуры… Если что не так, то начальник отдела отменит распоряжение уполномоченного…

Таганов не заметил, как ноги сами понесли его к дому Розенфельда. Но в ограду он не вступил, вспомнил, что комиссар болен. Побродив по городу, пошел к себе домой, где, наверное, его заждался Мовлям, снимавший с Аширом одну квартиру, что неподалеку от чекистской части.

Мовлям заметил, как сумрачно было лицо друга, но с расспросами не полез: если можно, Ашир сам расскажет. Таганов же мучительно раздумывал: поделиться ли с Мовлямом своими сомнениями? Человек дисциплинированный, он знал, что обсуждать приказ Новокшонова – значит разглашать служебную тайну. Это преступление. Тем более что Нуры доводится Мовляму двоюродным братом.