сейчас что-то должно случиться. Свет зажгут, и они найдут кого-то мертвым! Невольно Вера обернулась еще раз, пристально вглядываясь в потемневший, ставший черным зеркалом, расчерченный крестами витраж.

Лебеди сплелись в тесных объятиях и упали на колени, Одетта грациозно изогнулась назад, Одиллия приложила к ее груди висок, и музыка, совершив вираж к потолку, резко смолкла. Погас прожектор, но прежде, чем это произошло, Вера, то и дело бросавшая за спину взгляды, увидела в окне прижавшееся к стеклу лицо лохматого мальчика в шортиках. Не выдержав, она вскочила и что есть мочи завизжала. Крик в абсолютных темноте и тишине прозвучал как вопль нарвала над гладью Охотского моря.

Все тотчас вскочили, засуетились, кто-то включил люстры. Даниель подлетел к ней, прижав к себе и шепча: «Тише, тише!» Зоя с испуганным лицом стояла рядом.

Вера рыдала на плече у Даниеля и, всхлипывая, пыталась сказать:

– Там, там… Там кто-то стоял! Я видела ребенка! Мальчика!

Даниель бросил мимо нее гневный взгляд в сторону витража, его рот поджался.

– Тебе показалось, – сказал он громко, отвел ее к лестнице и прошептал: – Не давай им себя запугать. Нет здесь никакого мальчика. Ты сама говорила, что они… это муляж! Да, наверное, его вырезали из картона!

– Но кто его туда поставил и сразу же убрал? – Вера стиснула локти жениха. – Все же здесь сидят!

– Повар, наверное. Официант вон стоит за дверьми, горничная смотрела танец, сидя на лестнице. Я видел ее.

– Повар? Ваш повар – японец с лицом якудзы из фильмов Такеши Китано?

– Я поговорю с ним, он – единственный, кто не был в зале.

– Ты сидел спиной! Кто-то мог отойти. Оскар – поводырь дяди Филиппа! Они сидят прямо возле двери, которая за стойкой.

– Та дверь заперта много лет, ею никто не пользуется. Пожалуйста, Вера, потерпи! Сейчас все закончится, мы запремся у себя в комнате и никого не будем впускать. Все скоро закончится. – Он опять начал дрожать, как в подвале, побледнел, на висках вздулись жилки. Вере пришлось прекратить истерику. Оставалось явным лишь одно – Даниеля и вправду сводили с ума, а в замке был еще кто-то.

Даниель провел Веру к ее креслу. Все молчали, провожая ее чуть насмешливыми и презрительными взглядами. Не было только Сильвии, Зоя сидела в кресле, подняв пачку так, что белое оперение полностью скрыло спинку. Она была похожа на собственное привидение и смотрела осуждающе. Вера будто в фильм Хичкока попала и чувствовала себя Ребеккой, которую втягивали в топкие тайны чужой семьи.

– Кароль, вы не споете нам? – спросил Даниель, подойдя к перепуганной сиделке дедушки Абеля, и коснулся ее плеча. – Не бойтесь, у вас получится.

Та расширила глаза и затрясла головой: нет, пожалуйста, не надо. Но Даниель был настойчив, в его взгляде загорелся какой-то безумный огонек, чертовщинка, – видно, отчаяние его было на пределе.

– Я начну. Вы подхватите. – Даниель еще раз сжал ее плечи. Вере показалось, что он сделал это сильнее, чем разрешали приличия. Кароль вздрогнула, точно ее коснулись электрошокером. – Давайте! Надо разрядить обстановку. Только ваш волшебный голос способен это сделать.

Даниель сел за рояль и взял аккорд. Вера узнала знаменитую композицию – песнь бродячего менестреля из старого фильма «Ромео и Джульетта».

И тут Кароль запела. По-испански. Чисто, высоко, словно перезвон эльфийских колокольчиков.

Это семейство умело удивлять. Сиделка дедушки Абеля пела как самая настоящая оперная дива. Вместе с ее голосом в воздух проник запах дождя, отдаленно слышался гром, пару раз сверкнула молния. Вера вздрагивала и оборачивалась, ожидая вновь увидеть мальчика.

Кароль все пела, Даниель играл. Одна из молний сверкнула особенно ярко, и Вера ясно увидела абрис лимонного дерева в кадке, ветви которого колошматило от ветра. И ее прошиб холодный пот стыда. Это был вовсе не мальчик, а чертово растение! Она выставила себя дурой, к тому же заставила нервничать своего жениха. Через несколько секунд после молнии громыхнуло как следует, точно взорвалась бомба.

Кароль замолчала, умолк и рояль.

Даниель сидел на банкетке неподвижно, руки висели плетьми, голова упала на грудь, он смотрел на клавиши отсутствующим взглядом. Некоторое время все молчали, слышно было лишь, как громыхает гром.

– А вы думали, что я ее с собой просто так таскаю? – нарушил всеобщее наслаждение последним затухающим в воздухе аккордом дедушка Абель. – Кароль – моя личная Консуэло, Монсеррат Кабалье.

Ему никто не ответил. Все продолжали сидеть молча, точно голос Кароль их заколдовал. В углу что-то щелкнуло, со скрипом распахнулась дверь, которая «всю жизнь была заперта», из нее вышла Сильвия в элегантном красном платье и туфлях на высоких каблуках.

Переступая ногами, как пума, она прошла через всю комнату – ее софитами были вспышки молнии, каблуки глухо вторили грому. Медленно развернувшись, она встала у рояля, положив точеную руку на крышку, и слегка закашлялась, прочищая горло. Ее кроваво-красное платье с огромным бантом на плече, вырезом на спине до самого крестца резко контрастировало с чернотой рояля, висевшим позади гобеленом и простотой одежды ее пасынка, устало сидевшего на банкетке. Из разреза на бедре проглядывало жилистое бедро с узором татуировки – какие-то экзотические цветы. Волосы красным водопадом струились через плечо и падали на грудь. Весь ее облик был пронизан чем-то демоническим. А сидевший, сгорбившись, Даниель в белой футболке был точно поверженный ангел рядом с ней.

– Я благодарю всех явившихся на вечер памяти моего покойного, горячо любимого супруга, великого человека, который сделал для мира искусства больше, чем сами художники и ваятели. Он собирал, хранил и лелеял произведения искусства, передавая их музеям, чтобы…

Она замолчала, кинув взгляд на витражи, посверкивающие вспышками природного электричества. Электричество в лампах люстры подрагивало в такт молниям.

Вновь воцарилось молчание, и в этой тревожно натянутой тишине Вера услышала какой-то странный звук.

Это был гул, завывание пугающе огромного механизма. Она могла поклясться, что дрожала земля. Может, такой эффект производил гром, который громыхал все чаще, ведь они были в горах?

Звук раздвоился, стучал совсем рядом, почти по виску. Вера кинула взгляд на Ксавье – тот замер, мигом перестав нервно постукивать по паркету каблуком. На его лице, бледном, как фарфоровое блюдце, яркой кляксой выделялись усы.

И тут хлынул дождь с градом, да с такой силой, что все вздрогнули. Через секунду отключилось электричество: потухли люстры и прожектор, а кто-то рядом с Верой завизжал еще противней, чем она сама. Свет на секунду включился вновь, она успела подбежать к перепуганной Кароль и сжать ее руку.

Теперь, когда в воздухе стоял дикий грохот града и дождя,