Конница так и осталась орудием тактики, в то время как задачей командования было превратить ее в силу оперативного значения. Кавалерия должна использоваться оперативной деятельностью, то есть резать тылы и операционные линии противника. Фронтальный бой в условиях современного огня не для конницы. Надо вносить дезорганизацию в тылы и фланги неприятеля. Такие удары, понятно, должны наноситься в период операции армий. Иными словами, непосредственно на поле боя бегущий противник должен преследоваться сильной войсковой (дивизионной и корпусной) конницей, а уже затем в очищенное от неприятеля пространство бросается стратегическая (армейская) кавалерия в качестве маневренного средства. Ее задача — разгром подходящих резервов противника и поражение врага в оперативной глубине.

Преследование должно быть преимущественно не прямым (под ударами вражеской артиллерии), а параллельным: обойти отступающего противника и задержать его до подхода пехоты. Стратегическая кавалерия действует в оперативном масштабе ударами во фланги отступающего неприятеля, одновременно заходя в его глубокий тыл, дабы расстроить подход резервов к полосе прорыва. Именно таким образом, осмыслив негативный опыт первого этапа Брусиловского прорыва, главкоюз ген. А.А. Брусилов намеревался использовать кавалерию в июле 1916 года. После прорыва германской обороны под Ковелем усилиями Гвардейского отряда ген. В.М. Безобразова и 8-й армии ген. А.М. Каледина в прорыв должна была быть введена конница, в том числе и гвардейский кавалерийский корпус. Прорыв не удался, а потому конница так и не была применена по своему прямому назначению.

Итак, в кампании 1916 года по различным обстоятельствам русской кавалерии вновь не пришлось оправдать свое существование в качестве многочисленного и основного рода войск. В результате Ставка, поддержанная фронтовыми командованиями, стала сокращать конницу. Новое реформирование русской кавалерии пришлось на зиму 1916/17 года, когда на Восточном фронте уже затихли бои. Продолжал вести активные боевые действия только Румынский фронт, однако и там дело с конницей обстояло неважно. Вследствие эвакуации в Молдавию массы румынских беженцев, износившаяся за годы войны железнодорожная сеть не справлялась со снабжением войск. Между тем лошадь требует громадного количества фуража и, в отличие от людей, не может высидеть на чечевице и последних сухарях.

Разоренная войной Молдавия не могла дать необходимого снабжения, и продфураж приходилось везти из России по одной железнодорожной ветке. Так как обозы армейских корпусов и без того поглощали все запасы Румынского фронта, командование распорядилось отвести всю кавалерию в тыл. Причем это произошло под давлением кавалерийских начальников, сознававших бесполезность дальнейшего присутствия конницы на Румынском фронте, ибо из-за бескормицы русская конница все равно не могла надлежащим образом выполнить ставящиеся перед ней задачи. Так, донесение начальника 3-го кавалерийского корпуса ген. графа Ф.А. Келлера указывало: «Ходатайствую об отведении корпуса в составе 10-й кавалерийской, 1-й Донской казачьей и 1-й Терской казачьей дивизий в глубокий тыл хотя бы на короткое время, чтобы дать ему возможность пополниться и привести в порядок материальную часть для дальнейшей работы»[209].

На всех фронтах конница выводилась в резерв, так как фуража не хватало, лошади погибали, и потому конные части все равно не представляли собой мощного боевого элемента. Требовалось подправить конский состав — особенно это касалось Румынского фронта. Барон П.Н. Врангель писал о районе Кишинева зимы 1916/17 года: «Здесь сосредоточивалась большая часть русской конницы с Румынского фронта. Богатая местными средствами, и главным образом фуражом, Бессарабия давала возможность нашей коннице занять широкое квартирное расположение и в течение зимнего затишья на фронте подправиться и подкормиться»[210].

Конечно, главной причиной реформирования кавалерии стали не проблемы с фуражом, а отсутствие необходимости в большом количестве кавалерийских соединений. Если же вспомнить, что казаки воевали на коне (исключение — кубанские пластуны и один пластунский дивизион из донцов на Кавказском фронте), то сокращению должны были подвергнуться регулярные конные части. Хотя, конечно же, о снабжении не забывали. Современник событий указывал, что «дислокация сенокосных угодий не соответствовала дислокации воинских частей. Отсюда и приходили те явления, на которые указывают участники войны, а именно, что не сено доставлялось в районы расположения конницы, а конница располагалась там, где было сено… В результате неудовлетворительной доставки сена на фронт и несоответствия дислокации сенных угодий дислокации армии, эскадроны один за другим спешивались, а конница постепенно теряла свою боеспособность, лишаясь лошадей»[211].

Решение о реформировании всей русской Действующей армии было принято на совещании в Ставке 17 — 18 декабря 1916 года. Кампания 1917 года согласно намерениям императора Николая II должна была принять решительный характер. И дело было не столько в самой затянувшейся войне, сколько в том, что Российская империя трещала под следствиями общей неготовности России к Большой Европейской войне таких масштабов, а также под ударами либерально-буржуазной оппозиции, рвавшейся к власти любой ценой. Следовательно, русская армия должна была принять такую организацию, что позволила бы ей решить исход войны уже в 1917 году. Люди были, техника поступала, дело — за самой структурой.

Подробнее эта реформа, получившая название по имени своего вдохновителя — ген. В.И. Гурко, временно исполнявшего обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего, будет рассмотрена в третьей части. Здесь же скажем, каким образом она отразилась на русской кавалерии. Боевая работа конницы на 31 октября 1916 года: 494 эскадрона (сотни) — 50% — в окопах; 72 эскадрона (сотни) — 7% — служба охранения и разведки; 420 эскадронов (сотен) — 43% — в резерве армий[212]. Как видим, половина конницы несла окопную службу, что отражало взгляды высшего генералитета на ее использование. Ясно, что сам генерал Гурко не мог принять исключительно своего собственного решения на реорганизацию. Прежде — он выслушивал мнения высших генералов, прежде прочих — главнокомандующих фронтов. Отсюда и принципы реформирования.

Первый шаг к изменению положения кавалерии сделал генерал Алексеев. Приказ Верховного Главнокомандующего от 7 декабря 1916 года предписывал при каждом кавалерийском полку иметь уже не один, а два стрелковых эскадрона, а стрелковые эскадроны кавалерийских дивизий свести в 6-эскадронные стрелковые полки. То есть на вооружение фактически брался австро-венгерский образец. При всех казачьих дивизиях требовалось сформировать по одному 3-сотенному дивизиону. Исследователь резюмирует: «По всей видимости, создание стрелковых эскадронов являлось закономерным результатом невозможности широко использовать в условиях позиционной войны весьма многочисленную в русской армии конницу»[213].