Стефан не стал разубеждать жену в коварстве слуг, пусть так и думает, приятно слыть в глазах любимой настоящим мужиком.

— Узнали, что ты каждую седмицу на охоту ходишь, ну как на охоту, гуляешь да стихи сочиняешь… для вдохновения. Тут мы избушку и сколотили по-быстрому, а я ведьмачкой прикинулась. Забавно было, мне показалось, что ты испугался… А еще ты таким хорошеньким был, с этими кудряшками, ну так не хотелось тебя убивать.

— Лучше, чем сейчас? — пощекотал ее Стефан.

— Да и сейчас хорош, волосы вон уж как отросли, — Маричка провела рукой по жесткому ежику чуба. — Не буду тебе, чтобы хороших людей не подставлять, рассказывать, как я бересту к королеве подкинула. Все твердили — матушка тебя крепко любит, я и подумала, ты заупрямишься, так королева все равно не пустит. Собачку очень было жалко, не думала, что бабкин заговор подействует.

— Так собаку все-таки ты отравила? — нахмурился Стефан.

— Нет, только внушила тревогу тому, кто курицу есть станет. Тебе бы ничего не было, только легкое беспокойство. Я не хотела, чтобы ты приезжал, я не хотела никого убивать, но и лишиться всего — крова, уважения, чести, а может и жизни, я тоже не хотела. Может это и глупо, но я действовала, как умела, — Маричка занервничала и, встав с кровати, начала ходить по комнате, спотыкаясь об углы широкого стола. — Но ты все равно приехал. Мы поженились, ты отбыл на прииски, а я долго отсиживалась вот в этой комнате, и вышла-то один разочек, а тут Франтишек… — Маричка резко остановилась. — «Не узнала, — говорит, — меня, Самозванка? Я же обещал, что еще свидимся». Я посмотрела, а у парня глаза чужие, а до этого незаметно было, а тут я сразу поняла, кто это. И так испугалась, что даже про кинжал, что всегда с собой ношу, забыла. И как без чувств не бухнулась? А он говорит: «Выведи из замка незаметно, знаю, здесь ход есть». Я и повела, а что мне было делать? Иду и понимаю, что живой мне уже не быть, он меня зарежет, как выйдем. Вот спиной, лопатками это почувствовала, так тоскливо стало, что больше тебя не увижу, глупо так погибну… Мы вышли, я попыталась ему объяснить, почему я тебя не убила, рассказать, что ты не настоящий, не королевич, так чего же тебя убивать, но тут пан Невесский на Вепря напал, они сцепились. Пана Невесского ранило глубоко, а он в горячке того не замечал, и как Вепрь побежал, то этот-то дурной за ним хотел кинуться, а это верная смерть, кровь вытечет и все! Я пана Невесского и остановила, ну как могла, рану перевязала, людей позвала. А потом в бреду он мне про тебя все и рассказал, что ты настоящий королевич, осуждал меня за предательство. А я сама себя осуждала, ведь, если всплывет, что ты по доброй воле самозванку сосватал…

— Хуже мне уже не будет, — поднялся Стефан и обнял жену, — нет, вру, будет, если без своей женки останусь.

— Ты меня все равно любишь? — тревожно всмотрелась Мария в его лицо.

— А что изменилось? Вот моя Маричка стоит.

— Ну, я же не настоящая, — прошептала она.

— Самая настоящая, родная моя.

В узкие окна медленно вползало утро.

Сначала из открытого окна слегка потянуло дымом. Стефан приоткрыл один глаз, принюхался: «Ну, и чего они там в такую рань жечь собрались, может на кухне что пригорело?» Он уже собирался осторожно, чтобы не придавить жену, перевернуться на другой бок, когда явственно расслышал крики нескольких голосов, а в комнату ворвался стойкий запах гари. Пожар?!!

Стефан резво вскочил с кровати, подбежал к окну и ошарашенно застыл.

— Что там? — поднимаясь на цыпочки, попыталась заглянуть за его плечо Маричка.

— Наша с тобой спальня горит, — повернул к ней напряженное лицо Стефан, и тут же взял себя в руки, — не волнуйся, — успокаивающим жестом погладил он жену по плечу, — одевайся, спускайся вниз, — я сейчас сбегаю и все узнаю. Вон, туда бегут, уже тушат.

И Стефан в одних штанах, хлопая саблей о бедро, побежал к противоположному крылу замка. Туда же бежали слуги с ведрами и лоханями с водой. В крытой галерее пахло горелым, но дыма пока не было.

А вот на лестнице со второго этажа дым валил клубами, люди теснились, по цепочке передавая воду. Сбивая Стефана, обратно пробежали бабы уже с пустыми ведрами. Посреди всей этой суматохи, хватаясь за голову, метался Адамусь, время от времени пытаясь кинуться в задымленный коридор, его с трудом удерживал, уцепившись огромными лапищами в ссутуленные плечи, Михась.

— Голубка моя! Мария! Она там! Там!!! Пусти меня, дурак! Отцепись! Мария?!! — орал филин, брыкаясь и дергаясь. — Мария!!!

— Она в безопасности! — подлетел к нему Стефан.

— Да я ему об том уж устал талдычить, — пробасил Михась, уворачиваясь от побоев старика, — говорю же, что там не было никого.

— Где она?!! — обезумившие от страха глаза уставились на Стефана.

— У себя в тайнике была, я велел ей вниз спускаться, — мягко проговорил Стефан.

— Из-за тебя все! — заорал Адамусь. — Свечи перед сном надобно гасить, тут тебе не Дарница! Одни беды от тебя!

Стефан не злился, он приобнял Адамуся, пытаясь увести от пожара.

— Пойдем, пойдем к Марии, внизу она, — потянул он старика за собой.

— Я гляжу у вас тут весело живется, — тоже по пояс обнаженный и заспанный у лестницы появился Георгий. — Чего горит-то?

— Спальня хозяина горит, — принялся объяснять Михась, — свеча должно от сквозняка на постель опрокинулась. Охрана заметила поздно, когда уж кровать и балдахин пылали.

— Малыш, ты не обгорел? — беспокойно принялся разглядывать брата Юрась.

— Меня там не было, — отмахнулся Стефан, продолжая тянуть за рукав Адамуся. — Пан Липник, да хватит уже упираться, пошли вниз, мы только тушить мешаем.

— Это верно, ты здесь всем мешаешь, — раздраженно крикнул Адамусь, но все же позволил себя вести.

— Михась, вели лестницы к окнам ставить, — обернулся Стефан к денщику, — с улицы заливать нужно.

— Я уже велел, — по-деловому сообщил Георгий, — ты веди его отсюда, а я пригляжу за всем.

— Да уж почти погасили, — успокоил и Михась.

— Вот, настоящий хозяин пришел, не то, что некоторые, — продолжал ворчать Адамусь, шаркая ногами уже по крытой галерее.

— Может хватит меня пилить? — раздраженно фыркнул Стефан, отпуская руку старика. «Теперь и сам дойдет, не развалится».

— Если ты неизвестно где ночуешь, — прошипел Адамусь, — как кот мартовский из постели в постель прыгая, то хотя бы вели слугам свечей горящих в опочивальне не оставлять. А может ты это специально сделал? — филин резко развернулся к зятю. — Раз теперь не твое, так пусть и другим не достанется.

— Прибежишь мириться, так я тебе, старый сыч, все припомню, еще побегаешь вокруг меня, а я этак ворчать стану да всякие грехи без разбору на тебя вешать, — Стефан понимал, что этот сладкий момент торжества может никогда и не наступить, но дернуть старикана очень хотелось.