— А что я такого особенного натворил? — Мирбах небрежно пожимает плечами. — Навёл порядок единственным действенным способом.

— Единственным действенным! Превосходно! Ты можешь не верить мне, но можешь спросить у своих наёмников. Они ведь получают донесения. Сейчас карателям плечом к плечу противостоят полицейские, гвардейцы, горожане и дауны. Да-да! Именно дауны, рядом с другими. Ты восстановил против себя весь город. Вот чего ты добился.

Мирбах мрачнеет. Сигара в его пальцах ломается. Он мнёт её, отбрасывает, достаёт из ящичка новую и закуривает. Затем он подходит к бару и наливает полстакана виски. Меня он угощать не намерен. Ну и в Схлопку тебя! Подхожу к бару и наливаю себе коньяк. Вернувшись к столу, запускаю руку в ящичек с сигарами и беру сразу четыре штуки. Одну прикуриваю, а три засовываю в карман. Мирбах смотрит на меня исподлобья, у него нет слов. А я поясняю:

— Два дня назад ты был более гостеприимным. Но вернёмся к теме нашей интересной беседы. Ты обвиняешь меня, что я отступил от согласованного плана действий и спутал все карты. Пардон, но так сложились обстоятельства. А вот какие обстоятельства заставили тебя отступить от того плана, который мы согласовали вчера? Келли свои обязательства выполнил. А ты? Неужели ты думаешь, что после того, как ты ввёл в город карателей, за тебя проголосует хотя бы один избиратель? Ты, благодаря своим необдуманным действиям, потерял все голоса. До единого. Скажи себе спасибо.

Мирбах кисло усмехается, и лицо его каменеет, а взгляд приобретает оттенок легированной стали.

— Плевал я на эти голоса! Теперь, — он делает на этом слове значительное ударение, — они мне нужны как каравеллы Колумба. Всё это стало ясно еще вчера, когда я узнал, что наш разговор с Келли какая-то скотина пустила в прямой эфир на весь город.

А ты, господин Мирбах, не очень-то догадлив. Будь я на твоём месте, до меня давно бы дошло, что эта, как ты изволил выразиться, скотина сидит напротив тебя, пьёт твой коньяк, курит твою сигару и невинно улыбается при этом.

— Это я тоже понял. Как говорится, не мытьём, так по морде. Если голоса избирателей безвозвратно потеряны, надо искать возможность обойтись без них. Что ты и сделал. Логично, надо признать. Кстати, я еще вчера предвидел такой ход с твоей стороны.

— И поэтому полез на крышу, сбил три десантных дирижабля и взорвал все подъёмники?

— А что мне еще оставалось делать? Надо было хоть как-то затормозить продвижение по городу войск Корпуса Иначе они свалились бы на меня, как снег на голову. А ты сам знаешь, они не делят тех, кто попадается им на пути, на своих и чужих. Стреляют во всё, что шевелится. А ты что, слишком близко к сердцу принимаешь гибель тех псов, которых мы отправили на тот свет?

— Псы — они псы и есть. И мне это совершенно безразлично. Вот только командование Корпуса потом предъявит мне счет за эту операцию. И там будет учтен каждый погибший солдат.

— Не знаю, какой счет они тебе предъявят и когда. А вот я предъявляю его сейчас. И он немалый. Час назад я потерял одного из своих людей. Я не знаю, во сколько в Корпусе ценится солдат и во сколько офицер. Но мои люди стоят намного дороже. И мне хотелось бы быть уверенным, что Дмитрий погиб не зря.

Мирбах молчит и смотрит на меня, прищурившись. Он что-то обдумывает. Разумеется, он прекрасно помнит о моём условии. Но что-то мешает ему выполнить его. А может быть, не мешает? Просто у него нет желания допускать меня до встречи с альтами? Да, скорее всего, так и есть. Разумеется, он согласовал с альтами смену президента. Но то, что эта смена произойдёт путём военного переворота и гражданской войны, придаёт происшедшему несколько другой оттенок. Вряд ли альты давали ему добро на такие действия. К тому же Корпус, как я понял, подчиняется непосредственно альтам. Использовать его без их санкции, да еще с такими потерями (а мы постарались)… Тут могут полететь головы. И не только командиров Корпуса, но и самого Мирбаха. Я не знаю, как Мирбах намерен преподнести альтам то, что произошло. Но, судя по всему, что-то он вместе с командованием Корпуса уже придумал. Таким образом, моё появление перед альтами весьма нежелательно. Я — свидетель. И весьма опасный. А что делают с такими опасными свидетелями? Их или покупают, или… Но в любом случае их не допускают до дачи показаний. Значит, сейчас последует «или — или». Внимание, Андрей Николаевич! Сейчас последует действие первое.

— Что ж, Андрей, раз вы потеряли своего товарища, я готов увеличить оговоренную сумму.

— Брось, Пол. К чему это словоблудие? Во-первых, жизнь своих людей я в деньгах не оцениваю. А во-вторых, мы всё обговорили. Мои условия ты знаешь. Выполняй. Что же касается денег, прибереги их для расчетов с Корпусом. Счет там будет немалый, пригодятся.

— Значит, ты настаиваешь на встрече с альтами?

А вот и второе действие. Правая рука Мирбаха медленно, незаметно (как ему кажется) движется к краю стола. Ну-ну, давай!

— Настаиваю. И сегодня еще более настойчиво, чем три дня назад. Ты об этом знаешь, и мне непонятны твои попытки переиграть условия договора.

— А как я, черт возьми, свяжусь с ними? Эти дауны порушили все линии связи!

А рука вот-вот нырнёт в ящик стола. А на лице ни один мускул не шевелится. И взгляд Мирбаха неотрывно направлен на меня. В нём даже какая-то заинтересованность просвечивает. Какой, Время побери, артист пропадает!

— Еще раз брось, Пол. Чтобы я поверил, что у командования Корпуса нет самостоятельного канала связи с альтами? Да никогда! Действуй, не тяни время.

— А ты торопишься? Не надо торопиться, Андрей. Если тебя где-то ждут, то вряд ли дождутся.

В правой руке Мирбаха появляется мощный «кольт» калибра 11,43. Я резко щелкаю пальцами правой руки, одновременно отклоняясь влево. Быстрым, отточенным на тренировках движением перехватываю пистолет и извлекаю его из руки Пола. Движение настолько быстрое и мягкое, что Мирбах не сразу замечает, что произошло. Его правая рука продолжает двигаться в мою сторону. И только когда указательный палец нажимает на несуществующий спусковой крючок, он замечает, что в руке у него ничего нет, а «кольт» направлен прямо ему в лоб.

— Не надо так шутить, Пол. Особенно со мной. Ты же знал, кого пригласил на это дело. Так что сотри со своей физиономии выражение удивления и связывайся с альтами. И, пожалуйста, не пытайся делать глупости. Сдаётся мне, эта штучка заряжена не пластилиновыми шариками. Действуй, действуй! Не тяни время. Не заставляй меня стрелять, Пол. И учти, в воздух я не стреляю. Первым выстрелом, для убедительности, я отстрелю тебе ухо. Второй будет, извини, в лоб. Повернись, пожалуйста, чуть вправо, чтобы я Первым выстрелом голову не зацепил.

Мирбах включает терминал. Я захожу сзади и вижу, как он, спотыкаясь и поминутно внося исправления, набирает на клавиатуре текст. На экране медленно вырисовываются строчки, похожие на древнескандинавские рунические письмена. Наконец сообщение составлено и отправлено. Через минуту на мониторе высвечивается руническая абракадабра. Весьма короткая: всего три слова.